Мир писателя

Смутные 90-е XX века

Наверное, уже пришло время

осмыслить и понять то время.

Александр увидал их издали, ещё метров за пятьдесят, как только вышел из-за угла на чуть изогнутую асфальтированную дорожку и направился к одноэтажному пристрою здания, служившего в настоящее время магазином, около которого они и стояли. Их было трое. Двое в длинных кожаных плащах, а третий тоже в «коже», только в удлинённой куртке. Рядом с входом в магазин припаркована иномарка, похоже на всё, что их. Вот как раз посередине между входом, с живописной, яркой вывеской сверху, и автомобилем они и стоят. Александр чётко и быстро фиксировал в памяти не только то, что окружало его, но и мелкие детали того места, куда он направлялся. Заметил даже, что у иномарки несильно помято левое крыло. Мельком удивился своей цепкой наблюдательности. Последние дня три ходил, не замечая ничего вокруг себя, не узнавая порой знакомых, с которыми сталкивался лицом к лицу, был отрешён, полностью погружён в себя. А сейчас состояние стало какое-то лёгкое, раскованное, как будто освободился от чего-то нестерпимо давящего. Голова на миг сделалась ясной, и тут же мысли стали лихо выскакивать из глубины подсознания одна за другой, сумбурно наваливаться и сбиваться в кучу. Нащупал в кармане заводской пропуск и инстинктивно достал его.

«А ведь и не пригодится уже… Хотя о чём это я сейчас? Зачем? Не об этом сейчас, не об этом, – подумал он, и тут же на передний план вырвалась следующая мысль: – А может, прямо сейчас – себе пулю в висок и этим всё завершить?»

Он остановился. В голове слегка загудело от такой чёрной думы, и перед глазами пробежало тёмное пятно. Достал сигарету, закурил, обжёг себя горячим дымом и решительно зашагал дальше.

«Э-э-э, нет, так не пойдёт, – через минуту он отверг мысль, предлагающую такой характер развития событий, – за просто так меня не возьмёшь. Эх, не возьмёшь. Зря вы не знали про это. Три патрона. Если один из них и мой, то два кому-то из вас достанутся, ребята. И мне решать, мне, кому именно они достанутся».

Они заметили его, и теперь все трое смотрели на него. Они никогда не встречались и не знали друг друга в лицо. Но эти трое поняли, догадались по каким-то только им известным признакам, что этот парень в дешевенькой зелёной курточке как раз и есть тот, кого они дожидаются.

«Господи, что я делаю? – продолжал думать Саня, – зачем всё это? Зачем? Ведь проблемы во мне, а не в них, по большому-то счёту. Они же тут ни при чём. Кто дал мне право судить и решать? Просто тебя тешит мысль, что вот сейчас, в этот момент именно от тебя лично что-то зависит, что чья-то судьба в твоих руках и только тебе решать, как оно всё будет дальше. Хоть и страшный конец, но тот, который выбрал ты, а не кто-то другой. Ты сам лично написал сценарий и сам себе отвёл главную роль. Маленький, ничтожный властитель чужих судеб, возомнивший себя кем-то великим. А кто ты? Кто ты? Кто дал тебе право писать этот сценарий и назначать самому себе главенствующую роль? А это ты сам! Хорошо! А может, ты просто банально завидуешь этим трем? Они чего-то добились, они выглядят респектабельно и крайне успешно. Может, через них ты, слабый, никудышный человечишка, хочешь заявить о себе миру, вселенной. Кому-то что-то там доказать? А ничего и никому ты не докажешь. Ты медленно и верно сам разрушал свою жизнь. Сам подвёл себя к этому. Сам поставил на себе огромный крест. И виноват в этом только ты сам и больше никто… Стоп! А эти трое разве ничего не разрушали, разве они не перешагивали через кого-то? Ведь точно же, что не раз и не два. И что их мучает совесть? И что такое для них совесть? Почему я предъявляю себе такие высокие, жёсткие, сверхжёсткие требования, а они нет? А откуда ты знаешь, что они – нет? А может – да? Разве только ты один копаешься в своём сознании, что-то хочешь найти внутри себя, разобраться, а другие – нет? То, что ты подразумеваешь под понятием совесть, для них обозначается другим словом и выглядит по-другому. Мир, страна перевернулись раз сто, всё поменялось, и не все перемены ты осознал, до конца понял. Не ты один…. Господи, а может, я просто схожу с ума и всё? И снова – не ты один такой. Если ты не принимаешь нового, считаешь его диким, неправильным, бежишь от него или борешься с ним, то не удивляйся, что для тех, кто это принимает, ты человек недалёкого ума или просто сумасшедший… О, проклятое, смутное время… Зачем я думаю обо всём этом? Ведь теперь-то уже всё равно».

Саня снова остановился, засунул руки в карманы куртки и через прокладку поправил пистолет, затиснутый спереди под ремень брюк. Вытащил правую руку из кармана и расстегнул молнию куртки наполовину. Хотел ещё раз поправить пистолет, уже взявшись за его рукоятку, но передумал. «И так пойдёт – быстро достану». Почувствовал, как сильно взмок его лоб. Обтёр пот ладонью, отшвырнул окурок в сторону и уже зашагал не так быстро.

Он родился в СССР, и этим сказано многое. Его мировоззрение утвердилось, когда Советский Союз, грозная Империя с размахом в одну шестую часть суши, твёрдо стоял на ногах и чутко контролировал, как минимум, половину планеты Земля. Мы – Великая страна с Великим прошлым. Мы – страна победителей. Мы выиграли в Великой войне. Мы страна, шагнувшая в космос, уверенно строящая новый мир, новое общество, где решительно всё умеют читать и писать, не знают нищеты и голода. Мы! Самые! Лучшие! Его детство было весёлым и беззаботным; октябрятский значок с юным Лениным; под бой барабанов и торжественные звуки горна повязали пионерский галстук. И звучала клятва:

Я… вступая в ряды

Всесоюзной пионерской организации

имени Владимира Ильича Ленина,

перед лицом своих товарищей

торжественно обещаю:

горячо любить свою Родину,

жить, учиться и бороться,

как завещал великий Ленин,

как учит Коммунистическая партия,

Всегда выполнять законы

пионеров Советского Союза

И было во всём этом что-то правильное, фундаментальное, верное. Ты под крылом Великой Империи. Стране нужны герои, и она их куёт… Нет, он видел проблемы страны, но не считал их серьёзными… Потом была армия, Афганистан, демобилизация, институт, система уже трещала. Горбачёв, перестройка, система покосилась и стремительно обвалилась. Как-то очень быстро обвалилась. И всё кинулись в новую жизнь. Сане казалось, что он и все те, кого он знал, до этого момента сидели в огромном зрительном зале. Сцена. На сцене показывают жизнь. И вот все резко поднялись со своих мест и вышли на сцену. Теперь они сами жизнь. Реальная. А он остался сидеть в одиночестве, рядом никого. Зал оказался почти пустым и тёмным. А на сцене яркий свет и настоящая жизнь; жизнь закипала, забила мощным фонтаном. Его друзья, знакомые из разных областей жизни и интересов нечётко разделись на две половины. Одни стали коммерсантами (приятели-друзья со времён школы, института), вторые бандитами (в основном знакомые из спортивных секций). Причём разделение произошло интересным образом: приятели-коммерсанты платили незнакомым бандитам, а знакомые бандиты опекали незнакомых владельцев коммерческих киосков… Страна рухнула в средневековье… На сцене жизнь бурлила: бешеные деньги, кровь, бизнес, брокеры и дилеры... Со сцены ему махали рукой, приглашая принять активное участие.

– Саня, пойми, – говорил назидательно приятель Коля, – сейчас такие возможности. Сколачиваются состояния. Бабло так и ждет, чтобы его взяли. Время – ты пан или пропал. Подписывайся на тему. Ствол, тачка, красивая жизнь.

Потом Коля стал очень нервным и злым. Они все стали нервными и злыми. Через месяц его убили. Их потом всех убили…

Кто-то безумно рад переменам, кто-то воспринимает перемены осторожно, но в целом легко и свободно, кто-то скрипит зубами, но воспринимает, как неизбежное. А кто-то нет. Категорически нет. Их характер отштамповывается только один раз и больше не поддаётся переделке. Они бы рады, да не могут. И… Рождённые не для зла, они становятся злом. Их неприятие перемен разливается вокруг них, как лава проснувшегося вулкана. Давимые грузом неприятия, они выжигают всё вокруг себя, не желая этого. Саня был из таких… И надо было сгореть, чтобы родиться заново.

И вот Саня подошёл. Один из тех, кто был в длинном плаще, сделал два шага навстречу ему.