Мир писателя

– 1 –

– Новости губернии! – бойким, чётким, но одновременно с этим ещё каким-то чуть пугающим голосом произносила слова ведущая.

После этого машину довольно жёстко подбросило на небольшой неровности асфальта, затем последовал резкий поворот направо, и сразу же радио у водителя маршрутки начало сбоить. Появились хрипы и треск, чувствительно царапающие тесное пространство салона. Но некоторые обрывки фраз всё же прорывались сквозь этот колючий треск, разрывали липкую паутину помех, и можно было услышать – «…утром… … совершено покуш… …произошедшее можно смело… …ошеломительное… …смерть наступила… …правоохранительные орган… …поражает та дерзость… …пока… …лаевич Коломенцев… …смерть Коломенцева…»

Андрей отвёл взгляд от окна, за которым мелькали деревья и прятавшиеся за чёрно-серой штриховкой ветвей окна зданий. Прислушался. Произнесенная фамилия решительно вырывала его из полусонного состояния задумчивости, вялые мысли «о разном и о своём, житейском» быстро отодвигались на далёкий задний план. Внутренне собрался и даже вытянул немного вперёд шею. Одной из фраз повезло больше остальных. Она вылетела в эфир, почти не встретив электромагнитного сопротивления помех – «…правоохранительные органы пока отказываются от каких-либо комментариев. Возбуждено уголовное дело по статье…»

Дальше помехи словно быстро передохнули, накопили в достаточном количестве вредоносной энергии и взяли решительный реванш – голос ведущей надолго утонул в мощной волне треска.

Водитель затормозил у перекрёстка. Светофор равнодушно и властно смотрел на этот нервно-суетливый городской мир своим запрещающим красным глазом. Затем водитель, недовольно морща лицо и злобно ворча, наклонился вправо, вытянул длинную руку. Нажатием на маленькую кнопку переключил радио на другую волну. Мелодия, подкрашенная сладким голосом певицы, полилась хрустальным ручейком – здесь, на этой музыкальной волне, не было жёсткого акустического противостояния добра и зла, безупречно чистого звука и постреливающего хрипловатого скрежета.

Натужно взвыл мотор, и маршрутка рванула вперёд. Голос певицы пытался донести до слушателей что-то про справедливость жизни и безответные муки любви. Мысли же Андрея не восприняли новый звуковой фон поездки и оставались там – в том сообщении, поданном рваными, растерзанными фразами. Те чувства, про которые хотела томно и мелодично, с претензией на страсть, проворковать певица – чувства, в незыблемой основе своей и вне всяких сомнений, светлые, чистые, глубокие, – не тронули сердца Андрея. Да и как могли тронуть, как могли поставить перед необходимостью думать о какой-то напыщенно-глупой лирике (голос певицы вынуждал применять именно эти слова), когда сообщили такое! Такое! Ум заходит за разум! Как минимум лет пять сознание отдыхало от таких вот сотрясающих мозг новостей.

«Убили Коломенцева! – сверкало в голове Андрея, растревоженное сознание рождало сумбурные мысли, мысли неслись, налетали друг на друга и высекали молнии, которые не могли заставить рассудок переключиться на другое. – Опа! Вот это да! Подумать только!»

Андрей каким-то чересчур ошеломлённым взглядом скользнул по лицам пассажиров, ожидая увидеть на них отражение изумления, к которому в таких случаях добавляются растерянность, беззащитность и страх. Блеск страха вспыхивает и гаснет в глазах как-то чрезвычайно быстро, и заметить его можно только в первые секунды, когда чувства обнажены и не успели спрятаться за искусственную маску жизненного имиджа. Почти у всех пассажиров лица были застывшими, без выражения. А у сидящего рядом с выходом мужчины даже каким-то отрешённо-уставшим и недовольным. Только две женщины, расположившиеся на задних сиденьях, о чём-то оживлённо переговаривались. Андрей чуть повернул голову и услышал:

– Нет, Люда. Нет. Ты зря так считаешь. Нет.

– Да что нет-то?

– Не спорь, Люда. Не спорь.

– Я не спорю. Я спрашиваю.

Андрей развернулся почти полностью, чтобы увидеть лица женщин.

– И не спорь. Там намного уютнее. Намного, – впечатывала слова в воздух дама бальзаковского возраста. – И не спорь. Наталья Егоровна тоже так считает. Люда, и я тебе ещё вот что хотела сказать, и Наталья Егоровна тебе сказала бы то же самое, слово в слово. Поверь мне…

Люда была моложе собеседницы, она чуть обиженно поджимала губы и этим, видимо, выражала глубочайшее, как Мариинская впадина, сомнение в том, что где-то, в этом загадочном для Андрея «там», действительно уютнее. И авторитет некой Натальи Егоровны категорически перемещался этой женщиной в тень гигантского знака вопроса.

– Ну, не знаю я, – с надрывом в голосе отвечала она.

Андрей понял – сообщение об убийстве не дыхнуло на их души сковывающим холодом. Женщины сказали друг другу ещё пару фраз, затем замолчали, повернули лица. Они смотрели на Андрея непонимающе и вопросительно.

Он опустил глаза и развернулся. Снова скользнул взглядом по лицам пассажиров, которые находились в секторе обзора с этого места… Без изменений.

«Не расслышали, что ли? – думал Андрей, удивляясь. – Или как?.. Наверное, не расслышали».