Мир писателя

 

– 3 –

 

Утром Андрей вышел из дома. Решил не пользоваться общественным транспортом. И за собственной машиной идти в гараж не было никакого желания – душевное состояние подсказывало, что сегодня лучше не садиться за руль.

Пасмурно. Тяжёлая серо-синяя дымка обволакивает город, набирает густоты в скверах, в тени деревьев. Но погода в принципе хорошая, безветренная, можно и пешком пройтись. Дышится легко.

…Серое здание показалось из-за угла. Ещё минута, и Андрей около дверей. Увидел своё отражение в тёмно-синей зеркальной поверхности, невольно замер на несколько мгновений. Лицо отражалось бледно-размытым пятном. Поднялся на третий этаж.

Девушка за высокой стойкой весьма скорострельно щёлкала по клавиатуре, не отрывая взгляда от монитора.

– Геннадия Сокольникова можно лицез… – начал Андрей, кладя локти на гладкую поверхность вишнёвого цвета.

– Генка! – оборвала его криком девушка, Андрей непроизвольно вздрогнул. – К тебе! Извините…

Только в этот момент она подняла голову.

– …извините, – ещё раз повторила она и как-то вымученно улыбнулась. – Он сейчас подойдёт.

Генка показался стремительно. Голова набок, волосы взлохмачены.

– Ого! – удивлялся он. – Андрюха! С утра? Это ты чего? Что-то случилось? Вектор твоей жизни по непонятным причинам совершил поворот на девяносто градусов?.. Что случилось-то?

– Ничего, – ответил Андрей. – Пойдем выйдем. Поговорить надо.

– Да что случилось-то? – не понимал Генка.

– Ничего страшного. Просто поговорить. Переброситься парой фраз.

– Ну ты даёшь! То тебя месяцами не видишь, то появляешься ни свет ни заря. Надо вечером заявлять о своём скорбном существовании. Я свободен, ты свободен. Гуляй, вольный казак!

Вышли на улицу. Под массивным козырьком находилось человек пять. Курили.

– Отойдём с дороги, – Генка махнул рукой направо.

Отошли.

– И что привело тебя в такой ранний час? Относительно ранний, конечно, – Геннадий достал из кармана пиджака пачку сигарет, протянул Андрею.

– Свои курю, – последовал отказ.

Закурили, окутывая себя и пространство рядом сизым дымом.

– Слышал про Коломенцева? – спросил Андрей, чуть насупившись.

– Это ты у кого спрашиваешь, убогий? – усмехался Генка в чересчур весёлой тональности. – У журналиста? Чёрт, ребята из «Шустрых новостей» опередили. Вот у них там материал, так материал. Убойный. Не в бровь, а, как говорится, в самый глаз. Повезло одному из них – чуть ли не свидетелем был. Почти на его глазах убили… Так что за странный вопрос, друг мой разлюбезный? Этим сейчас и живём.

– Геннадий, мой вопрос глубже и шире. Что ты думаешь по этому поводу?

– А что думать-то… – Генка замолчал, всматриваясь в огонёк своей сигареты.

Затем он поднял на Андрея глаза, переполненные недоумением.

– А что… это… тебя этот вопрос так интересует? Странно… И снова я скажу, повторюсь, так сказать, – очень странно.

Генка широко улыбался.

– Да… так, – Андрей смотрел себе под ноги.

– Что «так»?

– Гена… – Андрей заметно нервничал. – Давай… без допроса.

– Давай, – весело согласился Генка. – А что тут думать? Убили, и убили. Не он первый, не он последний. По нашей жизни-то – скачкообразной и лихой. Сегодня пан, а завтра пропал. Вот материал кропаю…

Он поднял до уровня груди тоненькую пачку листов. Андрей только сейчас увидел, что у Генки в руках бумага. Присмотревшись, понял – под листами ещё и папка.

– …Главный за горло берёт, – продолжил Генка и свободной рукой схватил себя за шею, сигарета, зажатая в углу рта, подрагивала. – Надо срочно в номер. Триста строк как минимум. Мнение возмущённых и потрясённых жителей города по поводу случившегося. Не только уважаемых, но и простых смертных. А также надо ещё отразить всё то богатство, всё наследие, которое мы получили, всё то…

– И что пишешь? – довольно грубо перебил его Андрей. – Точнее, какие отзывы и отклики возмущённых жителей города?

Геннадий засуетился, распахнул папку. Зашелестели страницы.

– Вот… Послушай… Например – «…я хорошо помню тот далёкий год, когда судьба поставила меня рядом с этим великим человеком. Я не побоюсь сказать этого слова – «великим»! Он видел будущее. Он смело шёл к будущему. Это был честный, решительный человек, производящий на окружающих неизгладимое впечатление. Он…»

– Это кто так говорит? – спросил Андрей

– Да… – Генка хитро улыбался. – Прочитаешь, узнаешь. Подписывайся на нашу газету и будешь в курсе самых последних новостей.

– Ты мне тут не рекламируй, – Андрей смотрел недовольно. – Это кто так отзывается? Он что, именно так и выражался? Слово в слово?

– Почти, – быстро ответил Генка, щурясь. – Дальше послушай…

Он выхватил из папки следующий листок.

– «…как умело он организовал предвыборную кампанию. Это был настоящий организатор. Дмитрий Николаевич был настоящим патриотом нашего города. Город многим обязан ему. Ему была не безразлична судьба заводов города, предприятия…»

Генка прервался. Поднял искрящиеся глаза.

– Теперь о культуре, – объявил он, извлекая очередной листок. – «…благодаря воле, стараниям Дмитрия Николаевича мы имеем лучший музей в регионе. Созданный им фонд «Завещание предков» был…»

– Может, хватит, – зло перебил Андрей.

– Неинтересно? – спросил Генка, сохраняя весёлый блеск в глазах. – Понимаю. Казённые какие-то фразы. Дежурно-обязательные. Можешь упрекнуть – мол, души нет. Соглашусь. Но ради этих слов я вчера полгорода обегал. А что сделаешь? Ничего…

– Прекрати, – тихо произнёс Андрей, словно воздуха и сил стало остро не хватать, как будто душевной энергии хватило только на это слово.

– Прекращаю, – Генка захлопнул папку. – Как скажешь.

– Я не про это, – сказал Андрей.

– А про что?

Андрей смерил его суровым взглядом.

– У вас там все такие?

– Какие? – Геннадий не понимал искренне, на лице играет слабая улыбка.

– Циничные и весёлые, – сказал Андрей, сказал, будто сбросил две глыбы с утёса.

Улыбка слетела, Геннадий глубоко затянулся, огонёк сигареты вспыхнул.

– Андрюша, что-то я тебя сегодня… не понимаю.

Андрей почувствовал, как что-то натужно и остро разорвалось внутри, вспыхнуло, пламя нестерпимо больно обожгло душу. Мощь огня перевоплощалась в слова, которые с необыкновенной силой рванули на волю:

– Гена! Убили человека! А ты тут улыбочками освещаешь хмурое утро! Убили средь бела дня! Просто! Хладнокровно! Легко! Подошли и застрелили! – гнев сходил несдерживаемой лавиной. – Гена, тебе всё равно?! Тебе плевать?! А помнишь Толяна?! Его почти так же убили! Цинизм – это порой хорошо, спасает нервы, но страх и непонимание за ним не спрячешь!

Геннадий застыл, придавленный невидимой лавиной гнева. Ошарашен. Андрей же продолжал вонзать слова:

– Как так можно? Почему это происходит? Когда установятся внятные правила игры в этой жизни? Это новый передел? Ещё что-то делят? продолжают делить? поделить не могут? это возврат в девяностые?

– Хорошее название статьи, – гулко и ровно произнёс Генка. – Молодцы конкуренты.

– Что? Какие ещё конкуренты? – Андрей словно поскользнулся на собственных словах, словах гладких, остро отточенных, и выпал в состояние глубокого стопора.

– Говорю, название статьи хорошее – «Возврат в девяностые», – Генка смотрел, и в его взгляде отражалась многое – удивление, холодная и чёткая работа мысли, лёгкая тень растерянности, как явственное подтверждение противоречивости этого мира – сознание опрокинулось в вязкое море растерянности, но разум не тронут, взлетел и сохраняет нормальный ритм адекватного восприятия окружающего мира.

Андрей тяжело дышал, горло сковало железным обручем ярости. Генка зло затянулся сигаретой, гладко выбритые щёки словно из стали, ноздри подрагивают.

– Ты меня в реестр моральных уродов не заноси под номером один, – ледяная смесь жёсткости и безграничного спокойствия сквозила в голосе Геннадия. – Не ожидал я от тебя. Не ожидал.

– Что ты не ожидал? Чем же это я тебя так удивил? – не сразу выдавил из себя Андрей.

– Сентиментальный ты, – звонко ронял слова Генка. – Точнее, ты всегда был подвержен чувствительному восприятию жизни, но не ожидал, что до такой степени. Посмотрите, как он расчувствовался. Подумать только…

– Гена… Гена… Гена, – на Андрея наваливалось непонятное, странное ощущение, такое туманное, такое трудно распознаваемое воспламенённым сознанием и которое невозможно перевоплотить в понятные и ясные мысли – зачем он всё это выпалил? ему и правда небезразлично? он действительно жаждет в чём-то разобраться?

– Гена, я, Гена, – говорил Геннадий каким-то сглаженным голосом. – Не надо мне напоминать моё же собственное имя. Вколачивать его в мозг. Я помню, как меня кличут. Я помню, на какое имя оборачиваюсь. Андрей, прекрати глупую истерику, – взгляд Геннадия стал мутнеть, напряженная мысль в его глазах ослабевала и комкалась.

Он как-то растерянно посмотрел на сигарету, докуренную почти до конца. Хотел бросить окурок себе под ноги, даже коротко замахнулся, но в последний момент передумал. Развернулся, подошёл к урне. Нервно кинул окурок в синюю ёмкость, повернул голову и озабоченно смотрел куда-то в сторону, словно, где-то там, на перетягах, низко провисших над проезжей частью дороги, он увидит и прочтёт ответ на мучающий его вопрос. Вернулся.

– Андрей, послушай меня, – Генка упёрся взглядом в серую стену, – я так устал от всей этой…

Он не договорил и вздохнул.

– От чего ты устал? – Андрей буравил его взглядом.

– Бессмыслицы, – был ответ.

– Чего?

– Бессмысленно всё как-то. То ли кризис среднего возраста у меня, то ли…

В этот момент Генка преобразился. Он вздёрнул голову, пробежался взглядом по прохожим.

– Андрей, я сейчас тебе вот что скажу. Интересное скажу и покажу. Так сказать, сокровенное. Я работаю с людьми. Лица так и мелькают, так и мелькают. Злые, озабоченные, радостные и прочие, так и мелькают. Поверь, я не плохо знаю людей, – он решительно и жёстко схватил Андрея за рукав, потянул за собой.

Сделав шагов пять, они остановились.

– Смотри. Видишь во-о-он того мужика? – Генка показывал на чёрную фигуру. – Я отсюда вижу, что это за человек, чем живёт, о чём грезит. Насквозь вижу. Вот подойди к нему и спроси задушевно – что ты думаешь по поводу убийства Коломенцева? Спроси так, как спрашивал бы очень близкого человека, когда хочешь услышать не мутный, скользкий ответ, а чистую правду. Я уверен на сто пятьдесят процентов, что он ответит…

Генка резко повернул голову и жёг взглядом Андрея с головы до ног.

– …а ответит он тебе, этот мужик, следующее, – продолжал Геннадий приглушённым голосом, – он мне кто был? сват или брат? аль дядя сродный? Он кто для меня был? А также скажет он тебе – мол, сочувствую, сопереживаю искренне, но… Но! В глубине души не так сильно. И скажет он тебе, положа руку на сердце – а что?! что жалеть-то превелико? Скверное дело, конечно, убили. Хорошо пожил человек. Сладко спал, сладко ел, пил. В пять часов не вставал и не вышагивал устало-вымученной походкой на завод, судорожно соображая – как жить-то дальше? Что ещё скверно-новое преподнесёт грядущий день? Что у них общего с Коломенцевым? Другая орбита жизни. Другая траектория интересов и взглядов на жизнь. Точек соприкосновения ноль целых, ноль десятых. Раньше их хоть пункт в паспорте объединял, это где национальность записывали. Он русский, и тот русский. А сейчас и этого нет, не пишут, какого ты рода-племени. И этот мужик будет по-своему прав. Его осуждать за это?

Округляя глаза, Геннадий заглядывал в лицо Андрея.

Молчали.

Было слышно, как мужчина в светло-коричневом пальто, стоящий у чёрного автомобиля, разговаривал по мобильному телефону: «Стёпа, не пудри мне мозги… Стёпа… я тебе говорю… ничего не подписывай…»

Андрей отшвырнул выкуренную только наполовину сигарету и тут же закурил новую.

– Помнишь, как в восемьдесят пятом мужика зарезали? – спросил Андрей таким голосом, как будто оправдывался.

– Помню, – коротко выстрелил ответ Генка.

– Тогда весь город гудел… Такое событие… Из Москвы следователь приезжал.

– Это было тогда! – Генка крикнул так громко, что недалеко стоящий мужчина в чёрной кожаной куртке бросил на них испуганный взгляд.

– Не кричи, – попросил Андрей.

– Прошу заметить, – Генка говорил зло, сквозь зубы, – не я пришёл с утра к тебе, а ты. Не я затеял этот разговор, а ты. Это не я записывал тебя в бездушные чурбаны, а ты меня.

Геннадий нервно переминался.

– Продолжим, – сказал он. – Смотри. Вон идёт ещё один человек. Ты подойди к нему, познакомься. Поговори по душам. Расспроси. Этот, вот именно этот человек, – я тебе, Андрюша, сразу скажу, для меня это очень хорошо узнаваемый психологический типаж, – и ответит тебе этот человек следующее – а мне плевать! Просто плевать! Нет, он выразит небрежное сочувствие, но только для того, чтобы потом уважать самого себя за человечность; для того, чтобы сохранить в себе то, что нормальный человек должен сохранять, хотя бы на уровне инстинкта.

– Гена… – Андрей жестом предлагал вернуться на прежнюю диспозицию, ближе к широким окнам.

– А вот видишь женщину? – Геннадий уже ничего не видел, не слышал, он схватил Андрея за плечо и повернул его лицом к женщине. – Ты иди и её спроси. И вот какая у неё будет реакция – она прикроет рот ладонью; в её глазах ты увидишь испуг. Ужас! Леденящий! Но ненадолго. Через минуту, если не раньше, – Генка резко развернул Андрея к себе лицом, – она будет думать только об одном – как прожить до зарплаты на одну! На одну!..

Геннадий тряс перед лицом Андрея вытянутый указательный палец.

– …Одну! Андрюша, обращаю на это обстоятельство, на это ключевое слово, твоё самое пристальное внимание, – одну тысячу рублей! Коломенцева ей жалко, она выразит свои искренние и глубочайшие сопереживания его близким, но через минуту она будет думать только об этой чёртовой тысяче, и больше ни о чём.

Повернувшись, Геннадий вылавливал взглядом следующего претендента для раскрытия его природной сущности.

– А вот этот человек очень интересен, – Генка кивал подбородком влево.

Андрей посмотрел в указанном направлении. Помятого вида мужичок брёл неизвестно откуда и куда; какой-то он был нелепый и вместе с тем страшный, в своём коричневом пальто.

– Вот этот, – продолжал Геннадий, – переживать не будет, даже если его собственного брата убьют… Пишу статейки и думаю – Боже мой, ну чем ещё можно привлечь внимание людей? Чем можно зацепить, пронять? На душах нарост сантиметров двадцать. И нарост из какой-то пуленепробиваемой, вязкой слизи. Я, Андрей, про многое в курсе. Могу про такое написать – мгновенно седеющие волосы встанут дыбом. А какой смысл? Как это всё бессмысленно.

Повисла мучительная пауза. Обменивались недобрыми косыми взглядами.

– Гена, всё, – обрывал молчание Андрей. – Давай закроем тему… Закроем, только ответь на последний вопрос.

– Какой? – как-то устало спросил Геннадий.

– За что его могли убить?

Равнодушно хмыкнув, Генка смотрел на Андрея таким взглядом, в котором читалось – наивных людей я повидал много, но такого в первый раз.

– Андрей, что за вопрос?

– Что ты видишь странного, умопомрачительного и удивительного в моём вопросе?

– Андрей, ну за что убивают? Ты как маленький! Тем более таких людей! Из-за денег. Только из-за денег. Бабло определяет сознание и правит миром.

– Например, кто именно, по твоему предположению, мог это сделать? – напирал вопросом Андрей. – Заказать, так сказать.

Геннадий передёрнул плечами, криво улыбнулся.

– Знаешь, мне это неинтересно.

– Даже как журналисту?

– Даже как журналисту, – в жёсткой тональности Геннадий те же слова из вопроса превратил в ответ. – Какая разница кто? Главное, понятно за что? А детали…

Он морщил лицо, словно его прострелил приступ резкой зубной боли.

– Да кто только не мог, – через несколько мгновений продолжал Генка. – Где он был соучредителем? ООО «Восток-Юг» или как его там? ООО «Территория успеха», ООО «Точные технологии» и так далее. Все знают, что во главе этих компаний фигурируют три человека – Великобородов, Райсман и Иванов, но последний так... Один из них обязательно становится во главе, потом добавляются остальные – Терещенко, Поспелов, Скрежиталин, люди второго эшелона, как говорит мой главный. Это всё люди Коломенцева. Дмитрий Николаевич был в силе – они шли вместе. Последнее время он отошёл от дел… Точнее, не отошёл, а стал переключаться на другие направления. Его имя не так гремело в последнее время. Возможно, парни решили – а не попробовать ли нам взять всё в свои руки… Чёрт его знает. Говорят, он хотел связаться с москвичами. Кому-то это очень не понравилось… Не знаю… Вариантов куча. Человек был знаковый, миллион контактов, как старых, так и недавно появившихся. Широко жил. А когда так живёшь, то хорошим для всех не будешь.

После этих слов Генка медленно-медленно повернул голову и впился взглядом в Андрея.

– Ты почему завёл этот разговор? Что тебе-то до Коломенцева? Андрей, заметь – в моих вопросах прослеживается жёсткая логика.

Андрей ответил не сразу. Блуждал взглядом, поправил воротник куртки, достал и снова спрятал в карман ключи от квартиры, совершил ещё массу необязательных движений.

– Вспомнил я тут, – наконец-то сказал он.

– Что вспомнил-то? И эти воспоминания тебя так потрясли, лишили к чертям собачьим душевного равновесия?

– Да… Гена, смешно говорить… как меня Коломенцев в… пионеры принимал… галстук повязывал.

Андрей осторожно поднял глаза на Генку, боясь наткнуться на ехидный взгляд. Опасения были напрасными – Генка стоял чуть сгорбившись, лицо бледноватое, в глазах грусть.

– А, – сказал он, и Андрей никак не мог поверить, что услышал именно его голос, до того он изменился.

– Знаешь, о чём я сейчас подумал? – сказав это, Генка прокашлялся.

– О чём же?

– У нас молодых много работает, – Генка смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. – Начинаешь с кем-нибудь из них разговор про жизнь и удивляешься – ты ему про одно, а он тебе про другое. Не понимаем друг друга. Глухое непонимание. Спрашиваешь – ты какого года рождения? Он тебе – восемьдесят третьего. Андрей, выросло поколение, и не одно поколение, которое представления не имеет, с чего же всё началось в этой стране. Как было и как стало. Брежнев, Черненко, Андропов, Горбачёв. Мы с тобой уже не молоды, но и далеко не стары, а ощущаешь себя порой динозавром. У меня прабабка была, она помнила дореволюционную жизнь. Так вот, я её часто расспрашивал – как тогда люди жили, чем жили. Интересно было. Сгорал от любопытства. Это не учебник читать. Реальная жизнь, голосом свидетеля. Вот и нас с тобой будут правнуки расспрашивать – это как же всё было на самом деле при социализме, как в кино показывают или нет? Вот так-то, Андрей, выпало нам такое сомнительное счастье – родиться и встать на крыло в одной стране, а шагать по жизни в другой. Из одних представлений о жизни на ходу переключаться на другие. Получилось не у всех…

Андрей снова закурил.

– Я тогда рядом с тобой стоял, когда в пионеры принимали, – сказал Генка.

– Да?

– Да. Я думал, Димка Старшой ко мне подойдёт, а он к тебе подошёл.

– А я всё вспоминал…

– Что вспоминал?

– Кто это рядом со мной стоял.

Генка зло махнул рукой.

– У тебя память всегда дырявая была, – сказал он. – Ты рядом, за тобой…

В этот момент требовательно сработал мобильный, но очень быстро суровое начало звонка перешло в озорное: «Дилим-дилим! Тебе звонят! Дилим-дилим! Тебя звонят! Эй!..»

Генка суетливо и неловко извлекал мобильный из кармана.

– Вот это у тебя мелодия! – зашёлся в сарказме Андрей.

– Да… – Генке было неловко. – Сын закачал… Шутник… Вечером устрою ему головомойку.

Наконец-то Генка овладел телефоном.

– Да!.. Да здесь я! Иду-иду!..

Через пятнадцать секунд он протягивал руку для прощания.

– Не обижайся, Андрюха.

– Я-то что, ты зла не держи.

– Мать болеет, – опускал глаза Генка. – Вот и злой, как собака.

– Серьезное что-то? – спрашивал Андрей.

– Пока… не знаю.

– Помочь?

– Да чем ты поможешь?.. Заходи как-нибудь. Посидим. Пол-литра будет. Лучше не придумаешь. Только о чём-нибудь другом поговорим.

– Договорились.