Гобелен
Это был обычный магазин. Ни большой, ни маленький, где постоянно рискуешь зацепиться за что-нибудь шаткое локтем. Средний магазин. Почему я завернул в него? До сих пор не могу понять. Какая таинственная сила заставила меня подумать – «зайти, что ли?» Я и зашёл.
Под стеклом витрин являла себя разнокалиберная посуда – чашечки, тарелки, стаканчики. Блестели серебром, поймав солнечный луч, вилки (некоторые впечатляли своими размерами), ножи, что-то ещё, несомненно, полезное на кухне.
Я поднял голову, развернулся. Пробежался взглядом по пёстрым рядам одежды – преобладала женская. Накатило раздражение – зачем зашёл? Слева сантехника, за прилавком – продавец-мужчина с отстранённым взглядом и поникшими длиннющими усами. Быстро прошёл дальше. Магазин заканчивался стеной. На стене гобелены. От громадных до малых, выбор широк…
Я сразу обратил на него внимание. Он был небольшого размера – сантиметров тридцать на пятьдесят. Было и название – «Горное озеро». Безукоризненная гладь воды, в которой отражаются склонившиеся над озером три дерева. Озеро окружают горы – ослепительно белые вершины. Как можно так удивительно передать слепящий блеск заоблачного снега? Как-то завораживающе, чисто, торжественно. Наверное, дело было в контрасте красок – внизу зелёное окаймление тёмно-синей глади; чуть выше и дальше сероватое подножие гор, и уже высоко – чёрная птица на фоне заснеженных вершин; насыщенный цвет неба…
Я решил купить. Никогда не покупал что-либо такого. Ни картин, ни чеканок, ни настенных тарелок в древнегреческом (или каком там?) стиле, ни пошлых ваз с претензией на старину. Никогда, а тут как-то вот отважился. Да и цена приемлемая. Заплатил, положил гобелен в пакет и направился к выходу, думая – и куда теперь приспособить покупку?
В магазин влетел парень. Вид взволнованный; тревога в каких-то выцветших серых глазах. Он стремительно прошагал мимо меня. Не думаю, что эту подробность нужно упоминать, но он задел моё плечо своим.
– Извините, – услышал я нервно-торопливый голос.
Он проследовал в только что покинутый мной отдел. Две-три секунды, и он у той стены. Я видел его поверх свободных от покупателей рядов юбок, блузок, платьев и пиджаков. Он остановился и воткнул взгляд как раз в то место, где висел уже проданный гобелен; деньги в кассе, и законный владелец – я.
Нехорошее предчувствие кольнуло меня.
Парень расширенными глазами смотрел на пустое место секунд пять. Кажется, он чуть подпрыгнул, когда разворачивался. Устремился к кассе. Продавщица, молоденькая девушка, заметно вздрогнула. Видимо, его голос в тот момент, когда он к ней обращался, не оставлял этой очаровательной брюнетке ничего другого – именно вздрогнуть и начать что-то отвечать с виноватым выражением лица.
Потом она указала торопливой рукой в мою сторону.
Ну, это ожидалось. Только этого мне не хватало!
Он уже около меня.
– Послушай… – он осёкся, глубоко вдохнул-выдохнул и перешёл на «Вы»: Послушайте, Вы не могли бы мне уступить этот гобелен?
Его вид, его взгляд – всё говорило о том, что совершена чудовищная несправедливость. Я не имею права отвечать отказом. Да я и не собирался говорить категоричное «нет». Уступлю, какие проблемы.
Но перед тем как сказать «да-да, конечно», я выдержал паузу. Зря я это сделал. Не знаю, по наличию каких признаков, но он решил, что я не уступлю.
– Выйдем, – отрывисто и зло сказал он.
Мы вышли на улицу, отошли метров на пять в сторону.
– Послушай, ты!!! – взревел он.
Таких бешеных глаз я не видел давно. Должен признаться, что в эти секунды я впал в вязкое состояние растерянности.
– Послушай, ты!!! – повторял он. – Я даю тебе в десять раз больше! Но сейчас ты отдашь мне это!
У меня сработало в сознании что-то твёрдо-металлическое и отозвалось пожаром в сердце. На меня нельзя кричать, запускается неподвластный мне механизм (правда, не всегда, но в этот раз взрыватель щелкнул).
– Не ори, – удивительно, но отвечал я спокойно. – Парень, ты как-то неправильно разговариваешь. Нервы пристегни.
Я хотел что-то ещё добавить, но передумал.
Он отскочил. Стоял и покусывал губы; от взгляда пламенеет пространство. Вылетали какие-то невнятные обрывки фраз, из которых было невозможно выстроить смысл. В глаза не смотрел. Моральный натиск шёл по ниспадающей траектории. Я присмотрелся к нему лучше. Вид... в общем-то, не страшный, как у расстроенного научного работника, делающего дело не за деньги, а за идею, и которому внезапно открылась ложная суть данных собранных для очень важного доклада.
Я ждал, когда он успокоится и перейдёт в область нормального лексикона. Одна секунда сменялась последующей, но ожидаемого не происходило.
«Какого чёрта я стою?» – полоснула меня острая мысль.
Повернувшись, я зашагал. Он шёл следом, выдерживая порядочную дистанцию. В ста метрах начинался парк.
Когда я миновал нечто, символизирующее ворота, то принял решение – пускай он забирает этот гобелен. Ощутил прилив чувства, которое с некоторой натяжкой можно отнести к благородству. Да пойду я ему навстречу. Надо разряжать ситуацию. Проблем в жизни и так много, зачем создавать глупые и необязательные. Но воплотить задуманное в реальность я не успел.
Он внезапно вырос передо мной.
Я увидел наведённый на меня пистолет. Обдало чем-то холодным и бесконечным.
– Пакет гони сюда, – это было что-то среднее между речью и шипением; на лице свинцово-белая ярость.
– Ты дурак, что ли? – далеко не сразу выдавил я из себя.
Начало парка, народу никого, зелень, залитая солнцем, и пистолет.
Вот это я завернул в магазин.
Но события ещё не взобрались к зениту. Раздался визг тормозов. Чёрная машина клюнула передом и остановилась у парка. Парень мгновенно повернул голову. Машинально и я посмотрел в том направлении.
Открылась и сильно захлопнулась дверь автомобиля. К нам быстрым шагом приближался человек. Лет тридцать пять. Запечаталось в памяти – чёрный кожаный жилет, короткая причёска чёрных волос, тёмная рубашка, полноват – упругое брюшко выпирает.
– Ну что, сука?! – идущий пронзал криком сонный воздух парка.
Это кричалось не мне.
Стоящий передо мной сероглазый теперь прямой нервной рукой наводил пистолет на приближающегося чернявого.
«У нас очень хорошая страна, – почему-то подумал я, – не скучно».
Мотнул головой, отгоняя несвоевременную мысль, плоский юмор сейчас не к месту.
И вот чернявый рядом. Меня они не замечают. Я для них исчез, дематериализовался. Сквозь меня, не отражаясь, проходит свет.
– Ну, что?!! – кричал чернявый. – Стреляй! Ну, стреляй!
Если они были врагами (вне всяких сомнений), то только смертельными.
– Выстрелю, – сверкал безумным взглядом сероглазый.
– Ну!!!
– Тварь, выстрелю!
Какой-то слабый проблеск благоразумия не давал совершиться выстрелу.
Затем пошли непечатные выражения. Удивляло (если в этот момент удивлению нашлось бы место) разнообразие склонений и спряжений ненормативной лексики. Сероглазый был явно недостаточно опытен в этом словосложении.
Затем чернявый резко схватил руку сероглазого, ту, в которой пистолет (слава Богу, выстрела не последовало), и лихо ударил противника коленом вниз живота.
Пистолет выпал.
Началась рукопашная. Оцепеневший, на грани лёгкого умопомрачения, я наблюдал за отчаянной дракой. А дрались они умело, угадывалась натренированность ударов. Каждый из них бил наотмашь и почти всегда попадал. Открытый бой, оборона мобилизована на помощь атаке. Мелькали конечности. Сероглазый упал. Он поднялся на четвереньки. И в этот момент чернявый произвёл три страшных удара ногой.
Я думал, он не встанет.
Нет!!! Он поднялся, этому не помешал и четвёртый удар ногой.
У чернявого был разбит нос. Кровь, смешиваясь с потом, обильно заливала нижнюю часть лица. Когда он получал очередной удар или делал резкий выпад, то кровавые капли орошали горячий асфальт.
Я пытался их разнять, произнося глупое:
– Мужики, мужики… Вы что?!
Они обжигали меня взглядами и кричали почти дуэтом:
– Не лезь!!!
Не знаю, сколько прошло времени, они начали выдыхаться. Плечи опали, руки с усилием поднимались до уровня груди. Чернявый уже не ударил, а сильно толкнул сероглазого. Тот отлетел на газон. Добивать не было сил. Пока противник старался подняться, чернявый наклонился, упёр ладони в колени.
Затем он выпрямился и шагнул в мою сторону.
– Где гобелен? – последовал вопрос, который я кое-как расслышал сквозь свистящий хрип натруженных лёгких.
И не дожидаясь ответа, выхватил пакет из моей руки. Извлёк гобелен.
Он переломил его пополам ударом о колено. Рамка хрустнула. Потом точно так же поступил с каждой половинкой. Из кармана жилетки достал зажигалку. Это была не одноразовая дешёвая зажигалка. Она была добротная, увесистая, металлическая, золотистого цвета. Движением большого пальца откинулась крышка, и высекся огонь. Пламя сантиметра на три – упругий и острый язычок огня. Тяжело дыша, он поджигал гобелен. Ткань разгорелась не сразу.
Сероглазый тем временем поднялся, но пределов газона не покидал. Его качало, лицо белое. Он смотрел с отвращением и ненавистью исподлобья.
Чернявый поднял на меня глаза.
– Это мой гобелен, – сказал я.
«Вот надо было тебе говорить это?» – тут же влетела осуждающая мысль.
– А? – произнёс чернявый. – Ах, да-да.
Он охлопал карманы жилетки, затем настала очередь брюк. Из левого кармана достал мятую пачку банкнот.
– Извини, – сказал он, протягивая деньги.
– Много, очень много, – ответил я, по-моему, в этот момент я глупо улыбался.
– Нормально, – на шумном и судорожном выдохе произнёс он и пошёл к машине.
Адекватное восприятие мира возвращалось не сразу. Чёрная машина уехала. Я допытывался у сероглазого – нужна ли ему моя помощь?
– Не-не, – отвечал он голосом скромного, зажатого интеллигента, – ничего страшного, всё нормально, в полном порядке.
Добавлял, отводя взгляд в сторону:
– Извиняюсь, что так всё вышло… Глупо как-то.
Он поднял пистолет. Покачал в руке, словно прикидывая его вес:
– Газовый, – было доложено мне, – два патрона.
Это было сказано таким тоном, – если там было не два, а, скажем, три патрона, то всё произошедшее получило бы вполне логичное объяснение, то есть втиснулось в рамки нормальности.
Потом я проводил его до остановки и посадил в «газель»…
Здесь тайна нашпигована загадками. Кто были эти люди? Что стояло за таким неописуемым накалом эмоций, страстей? Удивляла смена поведения – безудержная агрессия легко замещалась тактичностью, извинениями (в мой адрес). И при чём здесь гобелен? Почему именно он, а не любой другой, их же там висело десятка три? Каким удивительным образом он оказался вплетён в этот клубок непостижимого? И почему ему была предначертана такая судьба – сгореть в парке на асфальте, политом кровью?.. До сих пор думаю об этом.