Памятник

Anatomia Civil War

Где-то рядом с этим реальным миром

 

 

День был солнечный, тёплый. Возникало ощущение, что с небес лился медовый напиток, который достигая земли, распылялся на мельчайшие невидимые глазу частицы. У человека непроизвольно должно было появляться чувство этакого сладкого счастья. Но потоки солнечного света и этот привкус мёда в атмосфере не вселяли предвестие радости в сердца тех, кто пришёл на открытие памятника. А пришло, как и ожидалось, много. В воздухе было напряжение. Как-то зловеще кружила над горой чёрная птица. Словно она была той самой пресловутой ложкой дегтя в опрокинутой на небесах бочке мёда.

Толпа напоминала неспокойное море – постоянно кто-то куда-то перемещался. Люди перешептывались, а некоторые предпочитали не стесняться своего голоса и громко рубили своё мнение.

– Наверняка проект Мокроуса утвердили. Вот увидишь, – трубил крепыш в полосатой футболке своему товарищу.

Если на лице крепыша утвердилась какая-то злорадная уверенность, то у его спутника явственно отсутствовала твёрдость взгляда на то, что им предстояло увидеть в ближайшем будущем. Кивать-то он кивал в знак согласия, но его суждение ещё стояло на зыбкой почве неуверенности; об этом говорили поджатые губы, морщины на лбу, которые образовываются от усиленной работы мысли, и окончательно дополняла картину сомневающаяся задумчивость во взгляде.

Валдай окинул взглядом открывающуюся панораму. Благо, что он стоял на небольшом бугорке, который по неясной причине упорно избегался другими.

Склон горы круто уходил вверх. Под ним распростерлась огромная площадка обрамлённая деревьями. Когда-то задумывался целый парк, но ограничились высадкой деревьев по периметру, точнее чем-то средним между кустарником и деревом (дендрология не конёк Валдая). Он приблизительно находился в центре этого прямоугольника. Сзади него людей почти не было. А прямо перед ним картина была совершенно другая. С каждым метром концентрация людской массы увеличивалась, достигая предельного максимума у временной сцены, что у подножья горы – там уже стояли плечом к плечу. Бросилась в глаза перетяжка на крепких жердях: «50 лет второму рождению Города». Качающиеся в толпе редкие транспортны и плакаты почти дублировали надпись. Было три-четыре портрета Олдана.

На сцене тоже толпились люди. Одного Валдай узнал сразу – Любояр. Это глава Города. Даже отсюда было видно как, насупившись, он через плечо отдаёт очередное распоряжение. Угадывался нервоз и там.

Слева, на некотором отдалении, в горе зияла огромная дыра. Из неё невысоким водопадом вырывался поток воды в узкий канал – рукотворная река, которая действительно 50 лет назад спасла Город, дала вторую жизнь.

Сам памятник, открытие которого ждали, находился справа от сцены и был скрыт от людских глаз синей материей.

Кто-то встал рядом с Валдаем. Он повернул голову и увидел Гамаюна. Его седые волосы на голове были аккуратно подстрижены; усы длинной подковой.

– Привет, – буркнул Гамаюн.

– Здрасте, – бойко отозвался Валдай.

– Тоже решил посмотреть? – спросил усач.

– Ага… Как такой день пропустить…

Тем временем на сцене постановили гнать взашей нерешительность и начинать.

Любояр подошёл к краю и поднял руку, чем затребовал тишины, которая не спешила наступать. Этот жест не нашёл должного отклика у пришедших, что было не удивительно при охватившем всех волнении.

– Друзья! – крикнул Любояр, так и не дождавшись полного безмолвия. – Я рад приветствовать вас в этот час. Сегодня мы собрались…

Полилась обычная по такому торжественному случаю речь. Но стоит отметить, что в словах Любояра присутствовала торопливость, как будто он боялся не успеть куда-то. Или же опасался того, что кто-то подкрадётся сзади и столкнёт его, и надо поспеть пока злоумышленник не набрался решимости.

Любояр закончил и его сменил следующий. Потом было ещё два-три выступающих. В конце концов, неизбежно настал момент, когда в воздухе почувствовалась усталость. Мудр тот организатор, который мгновенно уловит этот временной излом от бодрости к утомлению и катализирует переход от слов к делу.

 

Срывать синюю материю должны были две девушки – Снежана и Милица. Гомон становился то громче, то тише, но не прекращался ни на секунду – и когда бросали пламенные слова в толпу выступающие, и даже сейчас, когда эти две обольстительные барышни встали рядом с постаментом, чем обозначили наступление важной минуты.

Материя так легко сползла с бронзы, словно только и ждала прикосновения нежных рук. Наверняка от зрителей был скрыт некий технологический момент из арсенала фокусников, который обеспечил эту кажущуюся лёгкость.

 

И наступила полная, настоящая, мёртвая, изумлённая тишина, нарушаемая только шумом потока воды слева.

Ошеломление было недолгим. По правой (именно правой) половине толпы пробежал электрический разряд. Поднявшийся гвалт яростно поддерживался свистом. Там всё забурлило. На сцене заметались.

Собравшиеся в левой части вели себя сдержаннее, но некоторое возбуждение охватило и их. Там зааплодировали сначала единицы и робко, а затем почти все.

Из этого можно было сделать вывод, что пришедшие сюда как-то интуитивно разделились по интересам, или, если хотите, по мировоззренческим взглядам.

– Ха!!! – вырвалось у Гамаюна, и он отчаянно замахал руками. – Смотри Валдаюшка! Колояр! Колояр! Дери меня черти! Это же Колояр! Есть справедливость! Есть! Вот так тебе школота! Вот так!

Валдай же впился взглядом в памятник. Он, как и подавляющее большинство пришедших, безоговорочно был уверен в том, что увидит на постаменте фигуру Олдана. Подавляющее большинство – это 99 процентов, а оставшийся 1 процент отводился некой абстракции, когда вместо человека присутствует некая условность из кубов, шаров и прочей геометрии, в которую вложили потаённый смысл. Так что вопрос по большому счёту был только в том – чей же проект утвердили? Но на толпу, чуть склонив голову, немигающим металлическим взором смотрел Колояр. Вот тебе и загадочные инициаторы, которые вознамерились поставить памятник на свои деньги.

Гамаюн на удивление успокоился быстро, что не скажешь о толпе, там возбуждение шло по нарастающей.

– Эх, – сказал седой усач чувственно, – как вчера всё было. Вот отмотать бы плёнку времени на пятьдесят лет назад…

 

* * *

 

Если действительно забраться в машину времени (например, уподобленную будке кинооператора), щёлкнуть нужными тумблерами, и начать отматывать эту плёнку времени в обратном направлении, то собравшаяся толпа, сцена, транспаранты и плакаты пропадут мгновенно. Что такое час в сроке пятьдесят лет? Миг, как полёт искры в насыщенно чёрную ночь от костра, в котором мягко потрескивают дрова. Кусты-деревья постепенно будут становиться всё меньше и меньше, и, в конце концов, пропадут. Изредка зоркий глаз, возможно, успеет заметить мелькнувшие тени людей. А через некоторое время человек, смотрящий в экран машины времени, увидит, как площадка будет утыкана бараками, строительными вагончиками и ангарами. Вода, вытекающая из дыры, исчезнет.

 

Без воды Город высыхал и умирал от жажды. Дополнительный (и существенный) источник был рядом, но скрыт в недрах горы и пробился наружу ещё в допотопные времена с противоположной стороны. А надо было сделать наоборот. Путём долгих исследований было установлено, что добраться до воды сквозь толщу породы реально. Только возникали споры о том, к какому месту подгонять буровые установки.

Особая Научная Комиссия постановила: выделенные средства разделить пополам и начать бурение склона горы в двух местах. Первую партию работников возглавит Колояр, известный своим авторитарным стилем руководства (юго-восточный склон). Вторую – Олдан (юго-западный склон), он был руководителем Малого Научного Сообщества. Две буровые установки дать Колояру, две – Олдану…

 

* * *

 

Около ангара, на тускло-серебристом боку которого была криво выведена масляной краской цифра «1», стоял деревянный поддон. На нём некий агрегат. Наверняка, привезённый неделю назад двигатель. Вокруг валялись инструменты – гаечные ключи, молотки всевозможных размеров (даже устрашающего вида кувалда), зубила и прочая мелочёвка. Беспорядок был какой-то не рабочий, а больше раздражающий.

Были и молодые люди. Их собирательный типаж наводил на мысль о том, что шататься вокруг поддона с агрегатом, перебрасываться фразами и посмеиваться дело нехитрое и в чём-то даже приятное.

– Школота, – зло сказал Ждан, который смотрел на всё это издалека.

– Угу, – сказал Нечай. – Она самая. Школота и есть.

Повернувшись, Ждан прошёл метров двести и остановился. Нечай неотступно следовал за ним.

Теперь Ждан суровым взглядом смотрел, как буровая установка медленно подползала к дыре. Затем что-то хлопнуло, ухнуло, под установкой зашипело, и её скрыло облаком сизого дыма, вырвавшимся из-под днища.

Одёрнув куртку, Ждан зло сплюнул. Выражение его лица говорило – он увидел то, что ожидал увидеть. Что-то едва уловимое делало его похожим в этот момент на цепного пса. Наверное, взлохмаченные чёрные волосы и хищный блеск в глазах. Груз мрачных мыслей давил и Ждан стоял чуть ссутулившись.

– Хана, – смачно и ядовито отрезал Ждан, – компрессор полетел. Наверняка и помпа накрылась. Академики бумажные…

Остановившийся рядом длиннорукий и какой-то нескладный Нечай был полностью согласен с озвученным компетентным мнением.

Дым рассеялся. В окне кабины установки появилась голова Олдана. Затем распахнулась клёпаная дверь, и Олдан спрыгнул на землю. Он смеялся, хлопал себя по бокам и суетился. Было в его поведении что-то от большого ребёнка сломавшего игрушку, которую в принципе можно было давным-давно выкинуть или подарить, чтобы прослыть добрым и не жадным. Появился ещё один человек. Судя по куртке противного салатового цвета и косынке на голове, это был Див. Он очень нравился Олдану, так как вечно задавал вопросы, на которые Олдан был счастлив отвечать. Не смущало и то, что некоторые вопросы задавались по пять-шесть раз за день.

Эти двое забегали вокруг установки. Вскоре шипение прекратилось.

– Сам всё, сам, – сочувственно произнёс Нечай.

Он правой рукой почесал левое ухо – благо длинная рука позволяла сделать это легко и непринуждённо. Вид у него был как у человека, который будет изнывать от сострадания, умирать, но только этим и ограничится, так как рабочий день закончился.

– Это ты сейчас про кого? – спросил Ждан.

– Про Олдана, про кого же ещё, – вздохнул Нечай. – Сутками торчит на установке. Все уже давно разошлись, а он всё здесь. Ну, Див ещё трётся… Ремонтировать теперь надо. Он же и будет. Думаю, к утру не справятся.

– А то у него ремонтников на это нет… – зло выдавил из себя Ждан.

Дальше слова у него не шли; горло сдавил спазм ярости. Через минуту он провёл рукой по лицу, и по взгляду было видно, что в мыслях оформилось окончательное решение.

– Завтра объявляю общий сбор, – сказал Ждан твёрдо сквозь зубы. – На правах бригадира имею право.

– Зачем? – встрепенулся Нечай.

– Завтра узнаешь зачем…

 

* * *

 

Утром Ждан и Олдан стояли лицом к лицу. Их окружала толпа из рабочих специалистов и обслуживающего персонала. Даже повариха Ожега была здесь – щурилась и постоянно вытирала руки фартуком.

– Вчера мне стало известно, что господин Колояр прошёл уже пятьсот метров! Пятьсот метров! – сотрясал воздух Ждан, буравя взглядом Олдана. – Наткнулся на воду, но снова ему не повезло! Наткнулся на водяную линзу, а не на источник! А давайте поговорим о наших делах прискорбных! Сколько метров мы прошли?!! А?!! Сердешные мои!!!

– Восемьдесят, а то и все сто, – подал голос рыжий Златовлас.

– Не-е-е, – мгновенно возразил ему Угрюм. – Сто, эт ты хватил. Восемьдесят пять максимум. Эт предел.

– Да-да, – кивал утвердительно Нечай. – Последний раз измерял восемьдесят два было. Ну, ещё после этого метра два-три одолели.

– Эт так! – басил Угрюм.

– Восемьдесят пять! – изливал сарказм Ждан. – Не стыдно вам, сердешные мои?!!

Теперь он обводил горящим взором толпу.

– В чём дело?!! – надседался Ждан, аж ноги подгибались от напряжения и гнева. – В чём причина, сердешные мои?!! Почему так происходит?! Вчера сломалась установка! Где вторая?!! Где?!!

– На модернизации, - уверенно сказал Боян, руководитель ремонтной бригады.

Его грушевидное лицо излучало ответственность.

– Где?!! – подлетел к нему Ждан.

– На модернизации, – повторил Боян.

– На какой такой модернизации?!! Какая к чёрту модернизация?!!

– Новый двигатель ставим, – сказал Боян голосом, в котором стремительно испарялась уверенность.

Ждан нервно покусывал губы.

– Это значит, на эту хрень деньги тратим! На научные изыскания! Время нашли!

После этих слов Ждан метнулся на свою прежнюю позицию перед Олданом.

– Двигателями играемся? – спросил он страшным шепотом, а затем закричал: – Новое на новое меняем!!! Мы здесь дело делаем или эксперименты ставим?!! Школоту забавляем!!!

Олдан в таких случаях по своему обыкновению молчал.

– Кстати, о деньгах! – Ждан снова обращался к толпе. – Знаете, сколько получают люди Колояра?!!

Это был вопрос, который огненной стрелой влетал в сердце каждого.

– Сколько? – мгновенно отреагировал коренастый Хват.

Ждан выдержал паузу, наполненную какой-то спрессованной энергией, которую хранит сжатая пружина. Ждан сжал воображаемую пружину до самого предела.

– Семьсот, – наконец-то отпустил пружину Ждан.

В толпе прошелестели удивленные голоса, словно злой ветер сорвал с земли опавшие колючие листья. Кто-то громко присвистнул. Повариха Ожега запричитала.

– Врешь! – выпучил глаза Хват.

– Брехня, – поддержал его круглоголовый Большак.

Все обратили взоры на Олдана. Он молчал.

– Не брехня!!! – орал Ждан на Хвата, стараясь истошным криком пробить стену неверия.

– Не брехня! – встал на защиту белокурый Светояр, – у меня брательник там. Семьсот двадцать у него.

– А ты чего тогда здесь? – задиристо спросил Хват.

– Коней на переправе не меняю, – держал удар Светояр.

– Так эт, у Колояра не забалуешь, – подал голос Угрюм. – Он просто так платить не будет. Три шкуры снимет. Эт так.

Покачивая головой, Ждан прошёлся по крупному щебню от Хвата к Угрюму.

– Не забалуешь, – каким-то плаксивым голосом передразнил Ждан Угрюма. – А там баловать не надо. Не надо, сердешные мои! Делай что положено. У них к десяти утра готовится первая установка! Работают два часа. Потом вторая! На два часа! Перерыв! Жрут между прочим, от пуза! И после обеда пошла снова первая! Через два часа вторая! Работают слажено! А если ты не подготовил установку, если подвёл!!!

От крика на шее Ждана вздулись вены.

– Тогда с тебя спросится! – продолжал он. – Вот тогда с тебя шкура снимется! И работа делается! И деньги имеют! И на воду выйдут! Как пить дать выйдут! И премию за воду получат!.. А у нас что, сердешные мои?!! Какую-то модернизацию затеяли! Мы тут в бирюльки играем или дело делаем?!! Установка сломалась, а делать кто будет?! Кто?!! Понабрали дармоедов на какие-то модернизации и ремонт!

Ждан тигриной походкой возвращался к Олдану.

– У нас с рабочей-то установкой работа только в двенадцать начинается! Всё хи-хи да ха-ха! Трёп один! Работать некому! У Колояра четыре рабочих бригады! Четыре! Постоянно подменяют друг друга! А у нас полторы кое-как набирается. И эти пашут по восемь часов, когда установка исправная!.. Людей нет?!! Я вас спрашиваю, сердешные мои – что у нас людей нет?!! Да людей как грязи! Это что за школота?!!

Напряжённой рукой Ждан указывал рукой на группу людей (человек сорок) толпившихся чуть в сторонке. Ребята там были преимущественно худенькие, очкастые, какие-то стеснительные, в общем, не орлы.

– Почему мы удивляемся тому, что Колояр своим по семьсот платит и больше?!! Да он этой школоты не набирает!!! Что она здесь делает?!! Из пустого в порожнее переливает!!! Там ремонтники – настоящие ремонтники, а не этот астроном с клизмой!

Бояна передёрнуло, но он промолчал.

Стоящий за спиной Олдана Жердей всё это время наливался светло-алой краской, и когда цвет стал неудержимо переходить в тёмно-багровый он не выдержал.

– Ты как разговариваешь с руководителем!!! – заорал он.

Ждан погасил наскок уверенно и жёстко. Последовал удар ногой, какой-то стремительный, ловкий и главное точный. Толстый Жердей издал звук, который выпускает лопнувшая резиновая камера, и теперь уже серея лицом, откатился назад.

– А это кто такой?!! – кричал Ждан, указывая рукой на пострадавшего. – Это у нас учётчик, между прочим! Он что или кого здесь учитывает?!! Какой уже день от силы час работаем, а он что-то там учитывает! Морда!.. Вагончик ему отдельный дали!!! Жрать персонально носят! Нет у Колояра таких учётчиков!!! Нет школоты этой! Нет модернизаций глупых! Нет ремонтников с кривыми руками! Нет и прочей шелупени!

 

Воздух разорвал шум приближающейся техники, которая выехала из-за холма. Собравшиеся сначала дружно повернули головы на шум, а затем устремились навстречу подымающимся клубам пыли.

Тягач тащил буровую установку. На ней восседал ярый колояровец Смага – лихой малый; его кепка каким-то чудом держалась на затылке; грязная футболка была порвана в нескольких местах. За установкой тащился грузовик с открытым верхом. В кузове были люди. Двоих Ждан узнал – вечно улыбающегося Вышезара и брутального Тихомира.

– Эй! – кричал Смага. – Принимай подмогу, недотёпы!

– Принято решение одну буровую установку Колояра перебросить сюда, – отвечал Олдан тем, кто не понимал, что собственно происходит…

 

* * *

 

Уже вечером этого дня лагерь облетела новость – бригада Смаги, пройдя двадцать метров тонким буром, вышла на воду. Через час стало ясно, что это не линза, а настоящий источник. Порода размывалась быстро.

– Чья установка, того и премия! – орал Смага, хлопая ладонями по нагретому за день кузову. – Закон есть закон!

Уже темнело, и их грузовик отъезжал в лагерь Колояра.

– Вот вам!!! – ярый колояровец направлял кукиш в сторону Ждана, Хвата и Угрюма. – Недотёпы!!! Умойтесь!!!

Угрюма хватило только на то, чтобы погрозить Смаге кулаком.

– Эт вы! – сипел Угрюм.

Ждан и Хват пошли дальше. Каждый схватил по кому земли, и запустили в грузовик. Один ком (Ждана) перелетел кузов, а со вторым случился явный недолёт.

Последовал ответ. Запущенный кем-то гниловатый помидор, просвистел в воздухе и достиг цели – лоб Хвата. От неожиданности тот ухнул, крякнул и упал на колени. Кузов разразился дружным смехом. Кто-то заулюлюкал.

Ждан ещё долго бежал за грузовиком и сыпал ругательствами в адрес везунчиков.

– Беги, беги, сердешный ты наш!!! – кричал и гоготал кузов.

 

* * *

 

– Сейчас эти потомки школоты на штурм пойдут, – уверенно сказал Гамаюн.

И он оказался прав – авангардная часть толпы справа полезла на сцену. Валдай увидел Власту. Её красивое лицо в этот момент искажала гримаса холодной ярости.

– Это плевок в наши души! – кричала она. – Поставить памятник тирану! Диктатору! Кровопийце! Тому, кто украл победу у Олдана!

– Долой! Долой! Долой! – поддерживали соратники.

Левая часть толпы пошла в наступление. На их лицах было счастье от того, что справедливость есть и она восторжествовала. И ещё – их вдохновлял тот открывшийся факт, что их (сторонников Колояра) оказалось так много, и теперь этого никто из них не стыдился и не скрывал.

Гамаюн кинулся вниз, чтобы прийти на помощь кому-то из знакомых в разрастающейся потасовке…

Через две-три минуты можно было констатировать, что левая сторона уверенно побеждала правую – олдановцев уже оттеснили от сцены, и довольно быстро от памятника. Наступление стремительно развивалось. Подъехал автобус и из него высыпали полицейские. Заблестели на солнце шлемы. Трещали кусты-деревья.

Вскоре шторм пошёл на спад. Убегающих не преследовали, полиция удачно сдерживала победителей. Кто-то уводил Власту, она прятала лицо в ладони.

Валдай развернулся, сбежал с пригорка и зашагал прочь. Кулак правой руки он поднёс к губам и сдавленно кашлял в него, а левой рукой сжимал горло, в которое словно залили свинец.

Выйдя за зелёный периметр, он принялся зло рубить ладонью воздух.

– И никто не догадается поставить второй памятник… Никому не придёт мысль в голову о двух памятниках. Им надо только или чёрное или белое…