Мир писателя

Максим Слащёв хорошо помнил – всегда, безоговорочно всегда, Золотарёв был на один шаг впереди него. А то и на все пять. Впереди во всём, по всем жизненным направлениям, где человек жаждет добиться успеха и признания. Пусть мелкого и незначительного, но успеха; пусть маловажного и крохотного, но признания – даже от тех людей, мнением которых он не дорожил, мнение которых его не интересовало.

Недобрая память об их скрытом противостоянии годами не позволяла испытывать настоящую радость от встречи.

Их жизненные пути напоминали ломаные линии – направления то сходились, то решительно расходились, стремясь добиться чёткого перпендикуляра.

Идя по своим делам, Максим не обращал никакого внимания на окружающих его людей; думал о своём. Отгородился мыслями от суетного мира. Даже когда услышал, как кто-то выкрикнул его имя, не придал этому факту никакого значения, не повернулся, даже машинально. Воспринял окрик краем сознания, затуманенного размышлениями, и подумать не мог о том, что кто-то обращается именно к нему – в этих краях он никогда не встречал знакомых.

– Максим! – долетело справа.

Затем повторилось громче:

– Максим!.. Слащёв!..

Остановился. К нему медленно подходил парень. Максим не сразу узнал его – Алексей Золотарёв – Лёха, любимец удачи.

Встретить его здесь! Окраина города; неказистые мелкие магазинчики и кафешки выстроились в кривой ряд; пыль от проезжающих близко машин; белые потёки неизвестного происхождения на кирпичной стене двухэтажного здания; здесь даже небо казалось блекло-серым, а не голубым.

– Лёха? – не скрывал удивления Максим.

– Привет, Макс.

Состоялось крепкое рукопожатие.

Максим не совсем тактично смерил его взглядом – не брился дня два, потрёпанная джинсовая куртка, истоптанные туфли; глаза как у человека, который изготовился в любой момент начать оправдываться, защищаться…

 

 

…Это было в таком теперь уже далёком детстве. Максим решительно не помнил, кто из пацанов сказал:

– В этот столб с такого расстояния не попасть.

Начался спор, результатом которого было заключение – попасть можно, но надо постараться попасть в этот одинокий столб, втрамбованный в землю на пустыре за их домом.

Максим утверждал:

– Пацаны, попаду с третьего раза.

– Ты не попадёшь, даже с десятого раза, – уверенно сказал Лёха.

Весь день он провёл в другой компании, а к этому моменту прибился к ним и теперь вставлял колкости в адрес Максима.

– Я?

– Ты.

– Смотри!

Максим запускал в цель один камень за другим. Самым лучшим достижением из двадцати попыток был пролёт щебня где-то в двух сантиметрах от этой ненавистной бетонной сваи.

Лёха весьма самоуверенно поднял камень. Каждое его движение говорило о безоговорочном превосходстве. Три раза невысоко подбросил камень перед собой – поигрывал, легкомысленно и небрежно настраивался на бросок. Широкий замах и…

Зачёт с первой попытки – камень по касательной черканул по столбу, отчётливо было видно, как он поменял направление полёта и исчез в густой траве…

 

 

…– Как дела? – интересовался Лёха.

– Нормально. А у тебя как?

– Да…

Лёха отвёл взгляд.

– Хреново как-то, – заговорил он через непродолжительную паузу. – Со своей фирмой не знаю, что делать.

– Что так?

Максим не знал, как быть – широченная гамма чувств. Это вот сейчас перед ним стоит Лёха Золотарёв и жалуется на жизнь? Саморазоблачается. И что делать? Злорадно улыбнуться?.. Открыто? Нагло? Покачивать головой в ложном сочувствии, и одновременно с этим усмехаясь прямо в глаза, радуясь чужим проблемам?

Ну, не сразу. Максим, конечно же, возрадуется, но посмаковать ситуацию необходимо. Не надо спешить. Рассказать ему о своих успехах? Начать учить жизни его, как когда-то он учил других?

– Пошли, по кружечке пивка уговорим, – предложил Лёха.

– Можно, – согласился Максим…

 

 

…Учились они в одном институте. На одной специальности, но в разных группах. В тот день Максим был счастлив как никогда – он сдал курсовик! Сдал суровому, требовательному и безжалостному Вениамину Петровичу – доцент был ещё тот, многие срезались на нём, на его зачётах и экзаменах, и распрощались с мыслью о высшем образовании. Макс ответил на все головоломные вопросы и сдал одним из первых в группе.

С Лёхой он столкнулся в коридоре.

– И по какой такой причине счастье так и распирает тебя? – поинтересовался Лёха.

Максим сбивчиво и радостно рассказал.

Лёха как-то снисходительно и тихо засмеялся – так смеются, когда слышат наивный вопрос от ребёнка.

Затем достал из внутреннего кармана пиджака зачётную книжку. Продемонстрировал, развернув. Он не только сдал курсовую работу, он уже получил «зачёт» в соответствующей графе.

– И экзамен у меня в кармане, – как бы между прочим говорил Золотарёв, – наш ужасный Вениамин Петрович сказал мне…

И Лёха со свойственной ему небрежностью повествования доложил – на экзамен он придёт минуты на две, выложит на стол зачётку, преподаватель поставит «отл.», и на этом процедура сдачи предмета для него будет успешно завершена…

 

 

– ...Пятьдесят два человека работало у меня, – рассказывал Лёха.

По полкружки пива они выпили одновременно, почти одним глотком – время к обеду, солнышко вошло в силу, жарковато. Закурили. И теперь потягивали пиво небольшими глотками.

– …Осталось семеро, – продолжал сокрушаться Лёха, – остальных либо сократил, либо… сами разбежались. Плачу-то, по нынешним временам, в три раза меньше. Специалистов не удержишь за такую монету. Остались так себе, но работать можно.

Он замолчал и как-то с хитринкой заглянул в глаза Максиму.

– Чего молчишь?

– А что говорить-то? – сказал Максим, откидываясь на спинку пластмассового кресла.

– У вас как там дела?

– Там – это где?

– Ну, где ты сейчас работаешь.

– Нормально.

– А… – щурился Лёха.

Через минуту он продолжил рассказ о коллизиях, приключившихся в его жизни – налоговая арестовала счёт, кто-то никак не может с ним расплатиться, а деньги очень нужны; заказы, на которые он так надеялся, не выстрелили.

Но в душе у Максима произошли перемены. Он смотрел то на кружку пива, то в ожесточившиеся глаза Золотарёва, то на мужиков за соседним столиком, которые о чём-то отрывисто переговаривались, – и думал о своём. Слова Лёхи долетали до него, как сквозь ватную стену – не было желания глубоко погружаться в мир посторонних проблем. Уже не хотелось зубоскалить по поводу чьей-то печали. Нет, размашисто выражать сочувствие он не будет, но язвить уже нет охоты.

Накатило что-то… Как-то так постоянно получалось, что Максим на подсознательном уровне соизмерял свою жизнь с чужими. Оценивал, сравнивал, жутко переживал, если сравнение было не в его пользу. А теперь он понял – не совсем осознанно, как-то само собой, интуитивно он шагал по дорогам своей жизни правильно. Верно. Как надо. Это были его дороги – какие есть, но его. У каждого человека своя судьба – вот уж избитая фраза, а пришла на ум и открылась с неожиданной стороны. Всегда будут богатые и бедные, задыхающиеся от радости успеха и невезучие. Он не играл по правилам, которые написал кто-то, заранее отложив козыря в сторону для себя. Ему не интересны кем-то придуманные награды и кубки, не видит он в них заманчивый блеск и утончённость форм…

 

 

…После института Максим отработал семь лет в отделе и дорос до начальника бюро. Небольшой, но шаг вперёд.

Анатолий Константинович вызвал его в тот день нежданно-негаданно, и причина вызова заставила его удивиться безмерно.

– Максим, – говорил Анатолий Константинович, – формируется новый отдел. Начальник там будет из молодых, да ранних, вроде тебя. Набирается народ. Я не хотел бы тебя отпускать, но хочу, чтобы совесть моя была чиста. Сходи, поинтересуйся. Если понравится, а направление работы там будет твоё и возможности шире, – не то, что у нас, – то переводись. Смотри, как тебе лучше будет. Я палки в колёса вставлять не буду.

Пожав плечами, Максим согласился сходить…

Через полчаса он прибыл и прочитал на табличке, прикреплённой к двери на уровне глаз, – «Начальник отдела Золотарёв Алексей Владимирович».

Максим не удержался и заглянул в приоткрытую дверь – за огромным столом уверенно и важно сидел Лёха. Чай пил. Присутствовало ещё человек пять – они внимательно вслушивались в слова Лёхи, которые он произносил в перерывах между глотками.

– Вам назначено? – спросила секретарша. – Алексей Владимирович не скоро освободится.

– Нет, – быстро ответил Макс. – Я не туда зашёл. Ошибся…

 

 

…– А когда мы последний раз виделись? – спросил Лёха, воткнув взгляд в почти пустую кружку.

– Года три назад, – припоминал Макс. – Ты окликнул меня из машины. Потом вышел. Мы поздоровались. Ты спросил, где я работаю. Далее ты смеялся. Говорил, что к моему возрасту уже пришёл срок работать на себя, а не на дядю.

Максим смотрел ему в глаза.

– Теперь смейся ты, – жёстко сказал Лёха.

– Что?

– Смейся надо мной.

– Лёха, это ты сейчас к чему?

– Тебя же так и распирает посмеяться надо мной. Я же вижу. Ты, сука, только подходящий момент поджидаешь… Ну, хихикай, тварь…

Лицо Лёхи побелело. Гримаса ненависти исказила его.

– Лёш, – хладнокровно сказал Максим, – успокойся. Зубоскалить я не буду. У тебя проблемы. У многих проблемы. У каждого свои. Они приходят и уходят. А когда приходят, то не надо рвать волосы на голове. Проблемы уйдут, а волос уже не будет. И новые победы придётся встречать лысым. Ты всегда был впереди всех. И дальше будешь…

– Врёшь, – сверкал злым глазом Лёха, – врёшь… Не это ты хотел сказать.

На лице Макса отразилась усталость.

– Слушай, – сказал он, – отвали… Мало ли что я хотел сказать. А говорю то, что говорю.

Поднялся. Шумно отодвинулось кресло.

– Лёх, удачи тебе. Мне идти надо.

– Иди, копатель в навозе. Какие у тебя могут быть дела? У тебя, насекомого.

Максим махнул рукой, улыбнулся сочувственно и зашагал к выходу.