Мир писателя

 

 

 

 

*     *     *

 

Вечером Юрка сел за журнальный столик. В груди шампанское покалывание. Лёгкое головокружение.

– Эх, ты мой блокнотик. Блокнотик желаний…

С первого раза записать желание не получилось. Волнение, как на первом свидании, нервы. Размах мыслей широк и буен, но как будто придавлен гирей стопудовой. Нашёл бутылку коньяка и опрокинул две рюмки. Потом ещё одну – контрольный выстрел для закрепления уверенности.

Сел. Приосанился.

Он взял ручку, поправил блокнот – чтобы лежал под углом в тридцать градусов к линии стола. Занёс руку и на мгновение замер. Медленно пошёл процесс сближения самопишущего пера с бумагой…

В тот момент, когда почти была выведена первая буква, раздался телефонный звонок.

– Чёрт, – от злости у Юрки свело челюсть. – Кому там спокойно не живётся?..

Он поднялся и прошёл к телефону.

– Да! – крикнул Юрка в поднятую трубку.

Спокойно не жилось Аристарху Всеволодовичу. Это он звонил.

– Юрий, – голос у старика чуть вибрировал, наверно, от переполнявших его чувств. – Я не могу прийти в себя после нашего мимолётного разговора у подъезда. Я безмерно удивлён. Скажу больше – я потрясён. Я ошеломлён! Как Вы можете придерживаться такого мнения?..

– Аристарх Всеволодович, – попытался Юрка перехватить инициативу в разговоре.

Но безуспешно – старика было не остановить.

– Юрий! Вы глубоко заблуждаетесь! Революция семнадцатого года – это чудовищная ошибка! Это наказание Божье! Миллионы людей отдали жизнь за иллюзию! За миф! За коммунизм на всей планете! Миллионы погибли! Цвет русской интеллигенции! Тысячи писателей, философов, инженеров и учёных вынуждены были покинуть страну. А русское офицерство? Это же… Это же…

Спазм возмущения сдавил ему горло.

– Вы… Вы знаете кто… Вы, – слышал Юрка.

Так кто же он, Юрка не узнал – пошли короткие гудки.

– Вот чудаковатый старик.

Юрка вернулся к блокноту. Аристарх Всеволодович мгновенно вылетел из головы, с его наставлениями в правильном понимании отечественной истории.

– Эх, счастье ты моё… Драгоценное, неисчислимое в денежном эквиваленте… – шептал Юрка горячим голосом.

Настолько горячим, что спичка вспыхнет, если её пронести рядом.

Затем он твёрдым, аккуратным почерком вывел: «Утром хочу видеть на столе…»

Последовала непродолжительная пауза. Уже чуть дрожащей рукой была выведена носатая единица. Вприщур оценил написанное. Нормально.

И наступила очередь нулей. Выведя шесть толстеньких, наклоненных набок овалов, Юрка оторвал ручку от блокнота. Откинулся чуть назад.

– Пока хватит… Дальше видно будет.

Затем в душе проснулось беспокойство, и он открыл скобку и написал прописью – «один миллион». Скобка закрыта.

– Вот так! – прозвучало торжественно в пространство.

А теперь спать…

 

 

Как только Юрка понял, что он проснулся, то есть уже шагнул одной уверенной ногой в реальность из мира грез, то сразу же сел и завертел взлохмаченной головой. И сквозь слипшиеся ресницы, сквозь не рассеявшуюся до конца дымку в глазах, которая бывает у человека ещё не совсем проснувшегося, принялся обшаривать взглядом комнату.

Денег нигде не было. Пять раз возвращал взгляд на журнальный столик, с которого вновь начинал поиск загаданного. Ведь он написал чёрным по белому, точнее синим по белому, не важно: «Утром хочу видеть на столе 1 000 000 (один миллион)». Возможно, деньги лежали в другом месте. Например, на открытой полке в книжном шкафу…

Подумалось ещё – может, недостаточно было написать сумму, а необходимо было указать валюту. Один миллион чего? Рублей? Долларов? Евро? Тугриков? Или юаней? И по этой причине желание не было реализовано. Желание не обозначилось на выходе реально существующими денежными купюрами, которые можно брать, которыми можно хрустеть и… использовать по прямому назначению, обращать, так сказать, в материальные и духовные блага.

Нигде нет денег. Юрка протёр глаза кулаками. Встал. Сделал круг по комнате. Обход закончился остановкой у столика. Впился взглядом в блокнот и только в этот момент он рассмотрел…

Под фразой о деньгах был изображён рисунок. Это был кукиш. Здоровый такой, увесистый, объёмный. Видимо, тот, кто его нарисовал, был не последним человеком в мире художников. Волосатое запястье, волосатые пальцы. Тщательно прорисован каждый волосок. Большой палец с квадратным ногтем торчал уверенно и напряжённо. Плавные линии прожилок. Весьма обидно, когда такой кукиш суют тебе под нос. Вид комбинации из трёх пальцев говорил однозначно – отказ по полной программе, подан в самой категоричной и оскорбительной форме.

В голове прогремела фраза, вынырнувшая откуда-то из подсознания: «На-ка выкуси-ка!»

А затем ещё одна: «Шишок тебе под носок!»

У Юрки расширились глаза, отпала челюсть. Остатки сна улетучились мгновенно. Через минуту задрожали губы. А ещё через минуту сердце наполнилось неописуемой яростью. В груди – пожар.

– Эй, ты! – закричал он. – Парень за шторкой! Вас можно на секундочку! Обращаюсь я к Вам трепещущим голосом!

Задержка в пару мгновений, и штора всколыхнулась. Владелец пиджака со стоячим воротничком шагнул в комнату. Взгляд у него серьёзный и озабоченный.

– Что такое? – услышал Юрка. – Что случилось?

– Ага! Это как понимать?

– Да в чем, собственно говоря, дело? – наклонял голову парень. – Что Вас расстроило? Почему губёнки трясутся? Почему глаза сверкают праведным гневом? Проблемы? Что-то не так?

Юрка схватил блокнот. Ручка, лежавшая на блокноте, взмыла вверх по касательной и улетела в угол комнаты. Он поднял тонкую книжицу до уровня груди, повернул так, чтобы парень хорошо видел страницу с кукишем, ткнул пальцем в рисунок.

– Это что такое? – страшным голосом спрашивал Юрка. – Это что ещё за хамство такое? Это что за обращение с клиентом?

– А-а-а-а-а! – парень слабо улыбнулся. – Вот оно в чём дело. Так-так, понятно.

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

– Что понятно?!! – взревел Юрка.

– Ребята из отдела приёма желаний расстарались. Открыто-меркантильное пожелание. Такие вещи однозначно не проходят. Здесь моя вина. Сработало ограничение, о котором Вы не в курсе. Но в некоторой степени это и Ваша вина.

– Моя?!! – удивился Юрка. – Это какая такая моя вина? В чём?

– Вы долго отказывались, когда Вам предлагали блокнот, – разъяснял парень. – Кочевряжились, ломались, не верили. Тянули время. И я забыл Вам рассказать об ограничениях. Так сказать, об исключениях.

Юрка принялся быстро прохаживаться по комнате.

– У Вас есть блокнот жалоб? – спросил он. – Я бы попросил его мне предоставить.

– Нет такого, – спокойно ответил парень. – Давайте успокоимся.

– Давайте.

– И я расскажу Вам об исключениях…

– Исключения, – оборвал его Юрка. – Знаю я, что такое исключения, выключения, ограничения. Разработают машину, создадут, произведут и начнут продавать. И вскрываются покупателем дефекты, ошибки в конструкции, просчёты. Тогда создатели машины начинают называть их особенностями…

Юрка остановился и жёг взглядом парня.

– Особенностями, – повторил он ещё раз зло и смачно, – конструкции. Нюансы вот такие, которые необходимо учитывать в ходе эксплуатации. Или напишут программу. А в программе ошибки. Глючит программа, не работает местами как надо. Тогда это называется особенностями программного обеспечения. Если ошибку трудно или вообще невозможно исправить, то тогда её называют ярко выраженной особенностью. Особенность прописывают в инструкцию, обводят чёрным квадратом и на этом тему закрывают. И что у Вас за особенность при пользовании блокнотом желаний?

– Хорошо, – кивал головой парень, – давайте остановимся на слове «особенность».

– Давайте. И?

– Желания, в которых присутствует чёткий меркантильный интерес, не рассматриваются. Нельзя загадывать в личное пользование деньги, автомобили, дома. Любую частную собственность – газеты, заводы и пароходы, яхты, загородные виллы и самолёты.

– Ни хрена себе!!! – взревел Юрка. – Тогда на кой чёрт нужен этот ваш блокнот желаний?!! Только для того, чтобы меня в тысяча девятьсот девятнадцатый год отправить? Чтобы мне мой прадед, принимая меня за кадета какого-то, винтовкой в лицо тыкал? Упокой его душу грешную. Чтобы из меня комиссары душу вынимали? Чьих я, видите ли, буду! Из поповских я аль из купеческих!

– Хорошо, – деловито и строго говорил парень. – Не понравилось Вам в девятнадцатом году, можете выбрать любой другой. Любую эпоху. Любой век. Что Вам предложить… Античность. Средневековая Русь, весьма рекомендую. Наполеоновские войны… Пользуются большой популярностью времена викингов. Один клиент жёстко подсел на открытие Америки Колумбом. Весь блокнот на это мероприятие угрохал. Только и слышалось из его квартиры ранним утром: «Так вот оно как всё было!» Хороший был человек. Жаль, что в научных кругах был высмеян и затравлен. Над его диссертацией смеялось пять университетов и три института. Тронулся умом малый…

– Да заткнись ты, – взмахнул рукой Юрка. – Сходить с ума я не собираюсь. Это не входит в мои ближайшие планы. Впрочем, как и в дальние.

– Вежливо, однако, – приподнял бровь в недоумении распространитель блокнотов желаний.

Юрка снова принялся прохаживаться, потирая подбородок ладонью.

– Ладно, понял я, – сказал он через некоторое время. – Особенности, так особенности. Будем учитывать. Попрошу оставить меня одного.

– Как скажете, – скривил рот парень. – Счастливо оставаться.

– И Вам не хворать, – буркнул Юрка.

Парень скрылся за шторой.

 

 

Когда Юрка вышел из подъезда, то сразу же наткнулся взглядом на Аристарха Всеволодовича. Старик стоял спиной к нему. Ввязываться в разговор не было никакого желания. Да и будет это не разговор, а наставления и уличения. Юрка тихим шагом прошмыгнул вдоль дома.

На работе, сидя за своим столом, выпал в вязкое состояние. Буквы и цифры плыли перед глазами. Приходилось перечитывать по десять раз, чтобы дошёл до растревоженного разума смысл рассматриваемого документа.

Как только Юрка с раздражением откладывал листы в сторону и поднимал голову, тут же энергично вскидывал деятельный взгляд Славка.

– Котов хочет подписать приказ, – подмигнув, шепотом матёрого заговорщика сказал коллега.

– И что? – без всякого интереса спросил Юрка.

– Как что? – таращил глаза Славка. – Котяра наш знаешь, что удумал?

– И что же такое страшное на нас, несчастных, надвигается?

– Перестановка кадров.

– Да ты что? – изобразил на лице ложное удивление Юрка, поправляя ворот рубашки.

– Ничего умного придумать не может. Только на это ума и хватает. Этого человека туда, а этого сюда. Тасуется колода. Он боится, как бы кто больше, чем он, не узнал. Если человек долго сидит на одном месте, так ведь узнает все тонкости работы. Становится профессионалом высшей пробы. Понимаешь? Значит, становится конкурентом начальнику. Кандидатом на его место.

Юрка смотрел на коллегу странным, застывшим взглядом. Славке стало не по себе.

– Ты чего так смотришь? – спросил Славка и заерзал.

Юрка молчал и продолжал смотреть немигающим взглядом.

– Да ты чего? – отодвигаясь и ещё энергичнее ёрзая, спрашивал Славка.

– Если мне нельзя, – еле слышно говорил Юрка, – то другому-то можно.

– Что?

– Я говорю… Мне нельзя, то загадать-то другому можно. А затем у другого… То есть другой со мной поделится… Во! Пятьдесят на пятьдесят! Как минимум… Вот-вот-вот…

Лицо у Славки вытянулось и застыло. Вид у него, словно он на лесной тропинке столкнулся с медведем. При этом зверь стоял на задних лапах, а передними держал баян.

– Осталось только найти нужного человека, – сказал Юрка.

Он осторожно поднялся, словно боялся сбиться с правильного и еле выдерживаемого курса мысли, и вышел.

Славка проводил его изумленным и сочувствующим взглядом.

– Уработался парень, – сказал он через пару минут. – Вот как нас Котов эксплуатирует. Котяра…

 

 

План у Юрки был до банальной гениальности прост, впрочем, как почти всё гениальное, – если нельзя загадать себе, то можно загадать другому. Аккуратно, бережно, с подбором нужных слов ввести человека в курс дела. Посвятить, хитроумно и глубокомысленно заглядывая ему в глаза. Отличный план – не подкопаешься. Чисто, без изъяна. Парни из отдела приёма желаний претензий иметь не будут.

– Ха-ха! – потирал руки Юрка. – Не на того напали. Подумаешь! Себе нельзя, так подключим другого.

Осталось только определиться с этим «другим». Лучшим кандидатом, бесспорно и несомненно, был друг. Но друзья разъехались – в городе никого. Все. Три проверенных, надёжных человека отсутствовали. На связь не выходили, на телефонные звонки не отвечали. И как специально, все одновременно покинули не только родной город, но и страну. Все, как один, непоседливые – манили их дороги дальних стран. Три друга – Эдик, Вовка и Олег.

Эдик затерялся где-то на просторах Мирового океана – моряк дальнего плавания. Год назад сбылась его мечта. Его всегда тянуло к воде. Будучи пацаном, любил мерить лужи – в резиновых сапогах по весне блуждать от одной лужи к другой. Искать, какая самая глубокая. Результат всегда был печальным – самая глубокая лужа находилась, ибо кто упорно и самозабвенно ищет, тот всегда найдёт, и её глубина была больше высоты сапог. Промоченные ноги, поспешный бег домой (иногда в одном сапоге, если дно оказывалось глинистым, всасывающим, впрочем, обычная дань природе от любопытствующего исследователя), дальше нагоняй от матери и её слёзное взывание к силам небесным (вразумить ребёнка непутёвого).

Вовка пересекал по диагонали Западную Европу – о цели путешествия обещал рассказать по прибытии. Последняя весть от него была, когда он пересекал границу Италии.

Олег решил попробовать походить вверх ногами к остальному миру – нашёл работу в Австралии; то ли овец там пасёт и одновременно с этим безмятежным занятием ищет смысл жизни, то ли изучает повадки кенгуру, периодически возвращаясь к поиску всё того же смысла жизни. Ещё в детстве его очень серьёзно волновал вопрос – а едят ли сумчатые прыгуны бананы? Наверно, пробил час убедиться в этом лично. Кстати, смысл жизни так и хочется искать где-то вдалеке от родного края. Видимо, этот самый загадочный смысл хорошо идентифицируется только на порядочном расстоянии от места рождения.

Друзей нет, и что дальше?

Славка Собакин решительно не годился. Несколько раз он занимал у Юрки деньги. И каждый раз их приходилось возвращать с боем, то взывая к совести, то грозя физической расправой. Решительно отпадающий кандидат.