Мир писателя

 

--- 14 ---

Через месяц Зайковский уволился. Но он нашёл время встретиться с Глебом.

– Прощай, – сказал Игорь. – Может, судьба когда-нибудь поставит нас снова лицом к лицу.

– Так что – уезжаешь по той причине, что хобби временно превратилось в работу? – спросил Глеб.

– Ага, – ответил Зайковский. – Зовут меня дороги в туманную даль. Как минимум год меня ожидает увлекательный процесс психологического отсеивания...

Он не договорил. Щурясь, смотрел куда-то в конец коридора, где не горел свет и царил полумрак. Там мелькали силуэты людей. Слышались нервные голоса переругивающихся работников – кажется, там что-то перетаскивали.

– Чернил хватит? – еле сдерживая улыбку, спросил Глеб.

– Чернил-то хватит… Уж чего-чего, а чернил хватит…

– Ну, прощай, Игорь. Удачи желать тебе не буду, так как глупо желать успеха в том деле, о котором не имеешь представления. Чёрт знает, чем ты займёшься на этот раз, кого подведёшь под монастырь, а кого-то поднимешь на вершину – совпадёт ли моё мнение о том, что хорошо, а что плохо, с твоим мнением, с твоим взглядом на жизнь и людей. Ты же всё равно не расскажешь – куда уезжаешь и зачем. И я так и не понял – что ты за человек. Спорные у тебя воззрения, спорные. Так что – удачи я тебе пожелать не могу.

– И правильно, – ответил Зайковский. – А я тебе пожелаю. Глеб, желаю тебе оказаться в хорошем списке, который будет тебе по душе. В каком-нибудь ты всё равно окажешься рано или поздно, если уже не оказался занесён, впрочем, как мы все… Ибо всегда кто-то где-то составляет списки… Вопрос только в одном – какие?..

 

 

На следующий день Глеб встретился на выходе из столовой с Колотовым.

– Приветствую вас, – сладким голосом сказал Глеб, излишне театрально протягивая руку для рукопожатия.

– И я рад тебя видеть, – ответил Николай.

– Как дела? Каких высот достигла ваша трудовая деятельность?

– Дела идут нормально, – буркнул Колотов. – Высоты берутся по мере их появления на горизонте.

– Ага… Тяжеловато вам будет без Зайковского. Уволился.

От внимания Глеба не ускользнул тот факт, что в душе Николая идёт борьба, так бывает, когда человек в сомнениях – высказать то, что думаешь, что лежит тяжёлым камнем на сердце, или сдержаться – промолчать, оставить в себе гнетущие мысли, которые так и не будут обращены в слова.

Борьба была недолгой – победило желание вынести наружу, сказать.

– Уволился… Глеб, я не жалею об этом. Я даже рад.

– Ого! Коля, объяснись. Аргументируй свою позицию по данному вопросу.

Колотов вздохнул, посмотрел себе под ноги.

– Глеб… страшный он человек.

– А что в нём страшного? Отвисших ушей, крючковатого носа, косматых бровей, злобного взгляда на окружающий мир я не наблюдал.

– Я не внешность имею в виду, – Колотов смотрел осуждающе.

– Ага, – тёр подбородок Глеб. – Внешность выносим за скобки. Остаётся внутренний мир. Так?

– Так, – непривычно решительно ответил Николай. – Глеб, не ты, я с ним работал. Это не человек.

– Оборотень? – Глеб изобразил страх в глазах, прикрыл рот ладонью. – Вурдалак? Явился к нам из мира теней?

– Иди ты к чёрту, я хотел с тобой серьёзно поговорить…

Колотов сделал шаг в сторону.

– Ну, Коля, Коля, подожди, – Глеб схватил его за рукав. – Только без нервов. Ну, шучу я неудачно… Кстати, о тебе он был высокого мнения.

– Да?

– Да… А ты ему отказываешь в праве называться человеком. Почему?

– Фу-у-у, – шумно выдыхал Николай. – Зря я сказал тебе. Дёрнул чёрт за язык.

– Раз сказал «а», то огласи и «б». Раз уж чёрт заметил твой язык и решил дёрнуть за него, то продолжай.

Колотов смерил Глеба пронзительным взглядом.

– Рентген-аппарат он, а не человек.

– В смысле?

– Послушай, – тяжёлая рука легла на плечо Глеба. – Он… Он… насквозь всех видел. Он словно постоянно разыгрывал в голове гигантскую шахматную партию. Партия на доске размером с три футбольных поля. Мы все для него пешки. А он даже не ферзь, не король, он парит над всем этим. Кружит сверху. И душу каждого насквозь видит. Ходы просчитывает. И знает – кто и куда шаг сделает. И складывается впечатление, что, куда он подумает, туда человек и шагнёт. Фу-у-у…

Лицо Колотова покраснело, рука соскользнула с плеча. Стоит боком и говорит слова в пространство перед собой:

– Он знал на десять ходов вперёд. Ты только подумаешь, а он уже готовый результат знает. Я утром дома с женой поругался, пришёл злой, слова никому не сказал. Так он парой фраз со мной перекинулся, глазками своими цепкими на меня посмотрел, а затем говорит – Коля, все с жёнами ругаются, ты не исключение, всё нормально, вечером помиритесь… Глеб…

Николай резко повернулся.

– …и он не трус.

– Это как? – спросил Глеб, ошалевший от таких признаний Колотова.

– А так! Не знаешь, что ли, какие трусы бывают?

– Знаю. А это ты к чему?

– К тому… Глеб, бывают люди умные, имеют острый, отточенный ум, аналитический. Разыгрывают они некую комбинацию. Одному что-то на ухо шепнут, другому. Интриганы, одним словом. Но в открытую не играют. Боятся. И влияние имеют, их слушают, они своим словом перешибить хребет любому могут, карьеру под откос пустить, крови попортить. Вот Зайковский такое же влияние имел. Это я тебе точно говорю, кой-какой информацией владею. Но те интриганы трусоваты, а Зайковский нет… А Зайковский… Один раз Чеканов раскричался на кого-то. На нервах весь. В такие моменты все предпочитают с ним не связываться – псих! Зайковский обычно спокойно относился к его визгу, сидит за столом и виду не подаёт. Но почему-то только не в этот раз. Подошёл, пронзил взглядом, ладонь на лицо положил и, припечатал к столу, мордой да об стол, со словами: «Заткнись, мразь». Я подумал – эх, сейчас крику будет, эх, сейчас драка будет, только йод и бинты подноси. Нет! Глеб, Чеканов затих, слова в ответ не сказал, сидит с таким видом, словно ничего не произошло. Чеканов не дурак, если он понял, что на скалу налетел или скала сама к нему пришла, быстро успокоился… А один раз я видел, как Игорь дрался… Глеб, те двое были выше его на голову, здоровые быки. Он один против двоих. Глеб…

Колотов наклонял голову и уже не говорил нормальным голосом, а шептал горячими словами.

– …он один против двоих. Мочалили они его по полной программе. А он как ванька-встанька. Его сшибли, а он через секунду снова на ногах. И прёт на них, как будто смерти ищет. И мирные переговоры не он, а они начали. Они заднюю скорость включили и его успокаивать стали, стараясь не потерять своего лица.

– И чем дело закончилось? – спросил Глеб.

– Потом они вместе за одним столом сидели. Те парни уважительно на Игоря смотрели, так и норовил каждый ему в рюмку плеснуть… Вот так, Глеб. Не трус он!

– Подытожь, Коля. Что-то много ты наговорил, да всё как-то несвязно – Зайковский и мысли читает, и людей насквозь видит, и не трусоват парень…

– Как ты не поймёшь, – рубанул рукой Колотов. – Это не человек, а танк! Который нашпигован сверхэлектроникой, сверхчувствительной, сверхинтеллектуальной. Танк сам по себе как боевая единица. Противник только за пригорком ножкой или ручонкой пошевелить задумал, а танк уже снаряд туда запустил! Стрелять будет, пока пригорок с землёй не сравняет. И едет дальше этот танк, стволом водит, пространство приборами прощупывает. И не боится он, что по нему прямой наводкой стрелять будут. Будут стрелять бронебойными, так он переть будет, давя всех и вся! Будет переть, пока сам не решит остановиться. Глеб, я с ним работал. Сидишь за столом, голову поднимешь и видишь, как этот танк на тебя ствол навёл. Смотрит на тебя Зайковский, чёрт его знает, какие мысли у него в голове. То ли стрельнуть захочет, то ли… От этого взгляда у меня сердце с желудком местами менялись… Так что, Глеб, ты как хочешь, а я радоваться буду. Уволился – дай Бог ему счастья и удачи. А я в сторонке посижу… И знаешь, что ещё…

– Что, Коля?

– Ты представь себе, что кто-то…

Колотов закатил глаза, как будто хотел каким-то образом увидеть своё темечко.

– …захочет этот танк себе на вооружение поставить. Вот уж он постреляет… Ладно, я пойду.

Николай хлопнул Глеба по плечу и зашагал.

– Коля! – Глеб остановил его криком.

– Чего?

– Ты же в столовую шёл! Она в другой стороне.

Глеб шагнул в сторону, развернулся и сделал пригласительный жест – волнистым движением рук указал на распахнутые двери столовой.

– Аппетита что-то нет… Пропал, – ответил Колотов.

– Коля…

– Чего тебе ещё?

– А ты долго в сторонке не засиживайся. Кто отсидеться хочет, по тому чаще всего и проезжает танк. Сверхинтеллектуальный. Или стрельнет – снаряд прямо в норку ляжет, куда ты спрятался. Без вариантов!

– Глеб Савельев, иди ты к чёрту… А лучше сразу к дьяволу! Иногда мне кажется, что ты с ним на одном языке разговариваешь.

Колотов зло махнул рукой и пошёл дальше.

– Эх, Коля-Коля, – сказал Глеб, смотря на его спину. – Вот интересно, а в каком ты списке окажешься?.. Ведь и спросить-то уже не у кого. Нет Зайковского… Такие люди по земле ходят – и не знаешь, что делать. То ли за обрез хвататься, то ли молиться начинать…

 

 

*     *     *

Пролетело два месяца. Серёга Трунов, старинный приятель Глеба, купил квартиру. Попросил помочь с переездом. Квартира оказалось той самой… Зайковской. Очень уж тесен этот мир. Глеб решил не говорить новому хозяину о том, что за человек здесь жил. Зачем?

Но Зайковский дал знать о себе. И как!

– О! – сказал Сергей, когда они затащили раритетный комод и сели перекурить. – До меня здесь один кадр интересный жил… Смотри, что я нашёл за холодильником. То ли письмо кому-то, то ли для себя записал.

Он достал из кармана листок и протянул Глебу. Холодок заструился под сердцем. Взгляд побежал по строчкам.

«Какие бы не были у тебя помыслы, какие бы ты не говорил слова, какие бы ты не совершал поступки – всегда найдётся тот, кто их зафиксирует, и твой грех и твою добродетель, неизбежно кто-то сделает очередную запись в книге твоих помыслов и деяний. Ты хочешь заглянуть в эту книгу?.. Ты готов заплатить любые деньги?.. Ты готов отдать самое дорогое, что у тебя есть?.. Наивный, можешь считать, что тебе крупно повезло, если кто-то удосужился перенести на бумагу увиденное в тебе, подмеченное за тобой, сотворённое тобой. И ты знаешь кто записал, и твоя рука дотянулась-таки до заветных страниц, но очень часто самое важное о тебе в чужой голове, а не на бумаге.

Помни! Человек, который составляет списки, всегда где-то рядом. И добро сотворённое тобой и зло будут взяты на карандаш… И тебе остаётся только ждать, когда настанет время того списка, в который ты занесён. От этого не спасает даже смерть… Дорогой ты мой атеист. И поверь мне, лучше успеть расплатиться здесь, чем там».

Глеб поднял глаза.

– Я когда прочитал, то чёй-то так сильно проняло, – с чувством сказал Сергей.

– Понимаю, – кивнул Глеб.