Мир писателя

 

--- 3 ---

Очень быстро открылась интересная картина – Зайковского окружают странности. Странности не всегда бросаются в глаза, пока внимательно не присмотришься. Он ни с кем не дружил, не общался. В том разрезе, что разговорчив до чрезмерной убедительности по проблемам работы, но молчалив, уходит в тень, если начинается в его присутствии беседа на пространственно-отвлечённые темы. Никто не знает, чем он интересуется. Футбол? Хоккей? Много читает? А если читает, то какую литературу? Никто не в курсе его семейного положения. Женат? Имеет ли детей?

А наличествуют и весьма заметные странности. Он никогда не отвечает на телефонные звонки – не только Колотову, а всем. Потом сам перезванивает, если посчитает нужным. Эта история с загадочным серьёзным человеком в кафе.

Удивительную историю рассказал Глебу Паша Маслов. Оказалось, что когда-то они жили в одном городе – Мартовске. Возможно, город является родным для Зайковского. Не ясно с Игорем, но для Маслова Мартовск точно малая родина.

Открылся этот факт случайно. И мало того, что они жили в одном городе, так и работали вместе на неком предприятии. Такой информацией Глеб не мог пренебречь. Довольно быстро нашёлся повод поговорить с Пашей Масловым (тот продавал машину, а Глеб интересовался ценой). Разговор от автомобиля через некоторое время неудержимо скатился к вопросам работы. Это загадочный процесс общественно-психологического свойства – беседа между работниками одного предприятия всегда сползает в избитую колею внутренних проблем, несмотря на то, что первопричина разговора была важная и интересная для обеих сторон.

– Чеканов гад! – злился Паша. – По конвейеру не моя проблема была. Так тот на меня стрелки перевёл. Меня же дураком набитым выставил… Скотина! Когда же найдётся та рука, что придушит этого умника.

От ярости у него перекашивало лицо.

– Умение Чеканова позиционировать интеллект людей на уровне плинтуса известно всем, – сказал Глеб.

Маслов хмыкнул в грозовой тональности и этим звуком ограничил свой ответ.

– А что ты с ним вопросы решаешь? – спросил Глеб.

– А с кем?

– С Колькой Колотовым, например.

– Ай, – рубанул рукой воздух Паша. – Колотов не в теме. И тормозит часто всеми четырьмя колёсами одновременно.

– Есть же ещё Зайковский.

– Игорь тоже не на этой тематике сидит. По большому счёту там только два спеца – Зайковский и Чеканов. А эту тему почему-то полностью отдали Чеканову.

– Жаль, – сочувствовал Глеб. – С Зайковским тебе бы проще работалось. Я слышал, вы из одного города. Даже трудовую лямку тянули вместе.

– Да, – в глазах Паши появился туман воспоминаний. – Было дело. На механическом заводе работали – ММЗ. Мартовский механический завод. Игорь только инженером начинал. А я в цехе кормился.

– А что он за человек?.. Понятно, что Зайковский и Чеканов неплохие специалисты, но характер Игоря и близко нельзя поставить с норовом Чеканова… Чеканова если вешать будут на центральной площади, то все рукоплескать будут.

– Лучше четвертовать, – тут же вставил Паша. – Чеканова надо четвертовать. Палача долго искать не придётся. Желающих много будет. На крайний случай я вызовусь.

– А Игорь странный какой-то… – Глеб возвращался к Зайковскому. – Порой не надо делать что-то, а он сделает. Спросишь его – зачем? А он тебе убедительно докажет…

– Послушай, – перебил его Паша, – есть у Игоря бзик небольшой.

– Да?.. Ну, я думаю действительно небольшой. Не разочаруй меня в человеке.

– Ты послушай, – оживлялся Павел. – Когда мы на заводе работали, то старое руководство решило произвести глубокую модернизацию во втором цехе…

– А почему старое?

– Ты до конца дослушай, а потом будешь вопросы задавать. Старое, потому что потом новое появилось. Так вот, закупили станки, оборудование всякое. Монтировать, налаживать, запускать решили своими силами. Создали специальный коллектив. Так сказать, бригаду ух – всё сами смогём. Я вошёл в состав бригады, Игорь Зайковский и ещё человек десять. Интересно было. И платили нормально. Короче, дело пошло. У некоторых мужиков какой-никакой опыт имелся. Игорь в настройках приводов быстро разбирался. Часть документации на английском была. Переводили. Игорь и переводил. У него, знаешь, память отличная. Он словно не запоминал текст, а… фотографировал. Шло дело, шло. Глаза боятся, а руки делают. Но…

– Пришли плохие дяди, и дело встало, – сказал Глеб.

Паша вздохнул.

– Пришли, – качал он головой. – То ли завод по какому-то кредиту рассчитаться не мог, то ли просто завод банально перекупили… Разговоры всякие пошли. Одни говорили, что завод закроют, а на его территории склады устроят. Другие утверждали, что закрывать не будут, но численность работников будут сокращать в геометрической прогрессии… Какая тут работа.

– Да, – слабо улыбнулся Глеб понимающе. – Моральный климат отвратительный. Не способствует трудовым свершениям и безудержному росту производительности труда.

– Не способствует, это точно… Короче, мы работу побросали… Ну, как побросали… Так, слонялись из угла в угол. Деятельность изображали. Представитель новой администрации к нам приходил. Посмотрел хитрым взглядом. Ни с кем разговаривать не стал. Ничего не сказал, ни о чём расспрашивать не стал, ничем не заинтересовался. Десять минут походил туда-сюда. Ушёл. С ним ещё Вовка Сурков заговорить хотел. Спросил что-то. Тот посмотрел мимо него и ушёл. Буркнул что-то и ушёл. Настроение нулевое. Мы совсем работу бросили. В курилке сели, мрачные разговоры ведём. Кроме…

– Зайковского, – вставил Глеб.

– Точно. Кроме Зайковского. Игорь как работал, так и продолжал работать. И на нас смотрел непонимающе. Мол, чего расселись. Мы ему говорим – ты не видишь, что происходит? Завтра, может быть, завода не будет. Для кого работаем? Смысл? Нам же старое начальство ещё аккордную премию обещало. Какая там премия при таком раскладе, тут бы плановое заплатили. Как жить дальше?

– И как Игорь реагировал на ваши аргументы?

– Никак! – выпалил Паша. – Иногда отшучивался. Мол, есть такое слово «надо»! Значит – надо.

– Он один работу доделал?

– Нет… Парни постепенно подтягиваться стали. Дурное дело заразительное. Если в толпе один окажется орущим сумасшедшим, то обязательно найдутся те, кто его поддержит… Игорь, правда, не орал, а молча работал. Один поднялся и присоединился к нему. Мол, что будет, то будет, а за работой время веселее проходит. Второй, третий… Но один работать так и не стал, а ещё и обвинил Игоря.

– Это в чём?

– Витя Валов говорил – мол, народ сокращать будут. А Зайковского точно оставят. Он, мол, тайно договорился с новым начальством. Возможно, что его поставят командиром над смонтированным и запущенным в работу оборудованием. Вот он и старается.

– А что Игорь?

Паша смотрел так, словно был информирован о тайнах мироздания.

– Игорь-то что ответил? – настаивал на ответе Глеб.

– Он взял лист бумаги. Быстренько написал что-то. Подходит к Витьке. Протягивает… Как ты думаешь – что он там написал?

Глеб пожал плечами.

– Думаю, что точно не признание в убийстве или ограблении банка.

– Он написал заявление об уходе, – веско сказал Паша.

– На увольнение?!!

– Да, на увольнение. Только датировал первым ноября. Число как сейчас помню. Ещё три недели времени. А Игорь говорит – мол, к первому числу точно работу завершим. Протягивает Вите листок. Мол, пускай у тебя полежит. Если не уволюсь, ты меня этим вот заявлением и попрекнёшь. Вещественное доказательство, мол.

– И что?

– Витя обалдел от такого поворота событий и листок не взял. Тогда Игорь призвал в свидетели всех присутствующих. Каждому продемонстрировал листок. С торжественным видом положил заявление в ящик.

– И уволился? – запредельно удивлялся Глеб.

– Да. Тридцатого октября достал заявление и отнёс начальству… Главное, в двадцатых числах октября уже другой представитель новой администрации приходил. Заверил, что как работали, так и работать будем. Никто завод в склад превращать не собирается. Замок на ворота вешать не будут. Игоря не хотели увольнять. По некоторым направлениям только он разобрался. Специалист, другого такого в городе не найти. Зарплату поднять обещали. Витька Валов ходил за ним. Извинялся. Мол, ляпнул на нервах, дурость сморозил, а Игорь на принцип пошёл. Вот такой у него бзик. Попрёт поперёк волны – не остановишь. И ничего не объясняет.

– Да, – задумчиво произнёс Глеб.

– Да-а-а-а, – протяжно сказал Паша.

Помолчали.

– Так завод работал потом? – обрывая молчание, спросил Глеб.

– Работал. И сейчас работает. Я бы не уехал из Мартовска. Да у жены здесь тётка умерла. Квартира в наследство досталась. Временно приехали сюда. Но самое постоянное – это временное длиною в жизнь… У Игоря есть такое – логику его поступков иногда невозможно понять.

– На идиота он не похож, – твёрдо сказал Глеб.

– В том-то и дело, что не похож.

– Он сам хоть как-то объяснял свой демарш?

– Говорю тебе – никак не объяснял! Уволился и всё! Из города пропал.

– Мартовск его родной город?

Паша скривил рот и дёрнул плечом.

– Пацаном его не помню… Чёрт его знает… Из зареченских он, может, был… Там я плохо кого знаю.

 

 

Глеб стал следить за Зайковским. После окончания рабочего дня. Поджидало очередное удивление – Игорь предпочитал пешие прогулки при том обстоятельстве, что у него есть автомобиль (как выяснилось потом). Маршруты следования домой почти никогда не менялись. По крайней мере, за те пять дней, на протяжении которых Глеб следовал за Зайковским на порядочном расстоянии, только один раз путь был изменён.

Зайковский шёл как человек, который никуда не спешит – медленно, заходя в маленькие магазинчики, останавливаясь у витрин. Во вторник он завернул в книжную лавку – на вывеске так и было написано – «Книжная лавка». Пролистал несколько книжек с выражением лица человека, которого сложно чем-нибудь удивить. Ничего не купил. Он за пять дней нигде ничего не купил, куда бы ни заворачивал. А заходил он в магазин для рыбной ловли и охоты, где тщательно разглядывал ассортимент ножей, некоторые были размером с саблю, а некоторые с мизинец; в торговом центре долго смотрел на кожаные кошельки и портмоне; даже недолго пробыл в отделе посуды. Ничего не покупал. Если не считать продукты. Хлеб, колбаса, яйца в программе следования домой проходили последним пунктом.

Жил Зайковский в пятиэтажном доме из серого кирпича. На втором этаже. Игорь заходил в подъезд, через минуту в квартире – слева от окон подъезда – загорался свет.

В четверг Глеб вооружился биноклем. Как только Зайковский зашёл в подъезд Глеб, нырнул в подъезд дома напротив – благо домофон был неисправен, и дверь не была намертво закрыта мощным магнитом. В окно на лестничной площадке при помощи оптического прибора Глеб рассмотрел жилище Зайковского.

Очередное удивление на грани потрясения – обстановка ужасно спартанская. Квартира однокомнатная. На кухне стол, ничем не покрытый, табурет, газовая плита, раковина. Кажется, в углу (не рассмотреть) небольшой холодильник. Зайковский пропадал в том углу с продуктами и снова был виден уже без них. Сбоку окна фрагмент занавески.

Комната – давно потерявшие первоначальный цвет обои, которые, видимо, наклеили на стены в семидесятых годах двадцатого века. Диван, доисторический шкаф, стол, два табурета (не один, как на кухне, а два – единственная сомнительная роскошь). Штора на окне скрывает треть обзора. То ли штора, то ли широкая, цветастая, до полной безвкусицы тряпка, если же это всё-таки штора, то однозначно превращённая временем в тряпку. Есть телевизор. Глеб это понял, когда Игорь садился на диван и, не отрывая взгляда, смотрел в правый угол…

Выходя из подъезда, Глеб лицом к лицу столкнулся с Лёхой Щербаковым.

Лёха в цехе заведовал сварочными работами. Командир над пятью сварщиками.

– Здорово, – протянул тот широченную ладонь. – Ты чего в наших краях?

– Знакомого ищу, – ответил Глеб. – Дом перепутал. Адрес он как-то невнятно сказал.

– А какой дом нужен?

– Сорок шестой.

– А! Это тебе чуток дальше пройтись надо. Этот мой – сорок четвёртый. Все путают. Сорок шестой во-о-он, впритык стоит. Смотрятся как один дом, а разные… Глеб, ты завтра ко мне в цех не спустишься?

– Что приключилось? Чем вызван такой громаднейший интерес к моей скромной персоне?

– Да… улучшение у меня намечается. Типа рацпредложения. Старый сварочный аппарат переделать хочу.

– А что ко мне? Чеканов же…

Глеб не договорил. Лицо Лёхи исказили ярость и отвращение.

– Ты этого гада не упоминай.

– Напакостил?

Слова у Лёхи вырывались с ядовитым шипением.

– Глеб, я же спокойный мужик. Ты знаешь. А вчера меня этот… довёл… Его просят посмотреть, в чём проблема… А этот… диспут, блин, устроил. Чуть ли не уголовный процесс затеял. Прокурор хренов…

– Норма, – сказал Глеб. – Тебя это удивляет?

– Ну… – лицо Лёхи покрылось пятнами смущения.

– Что «ну»?

– Сорвался я, – в голосе доминировали нотки отчаяния и сожаления. – Довёл скотина… Глеб, ты не слышал, что ли?

– Нет.

– Значит, ещё услышишь. Я… это… обрезок трубы схватил… Ну и…

– Убил? – ложно-срывающимся голосом спросил Глеб.

– Не-е-е, – в глазах Лёхи мелькнул ужас. – За этого, как за путёвого дадут. Побегал за ним… немножко. Бить не стал бы. Даже в состоянии… этого… как его?

– Аффекта, – подсказал Глеб.

– Его самого. Я же только так – припугнуть немного хотел, чтобы язык свой пристегнул и людям нервы не мотал. Знаешь – делай. Ты за это деньги получаешь. Не знаешь – другой за тебя сделает. Тысячу раз его молча выслушивал, но вчера…

– Чёрт с ним, с этим Чекановым. Лёх, так к Зайковскому обратись.

– Глеб, после вчерашнего не хочу ни с кем из них связываться. Ни с Зайковским, ни с Колотовым. Мне и своим-то мужикам стыдно в глаза смотреть. Я же для них серьёзный человек. А после вчерашнего ещё в психи запишут… А тебя как человека прошу. Найди время. Подойди. Не в службу, а в дружбу. Стоит ли мне дело затевать или нет?

– Хорошо, Лёх. Завтра постараюсь выкроить время… А Зайковского ты чего опасаешься? Он же рядом с тобой живёт. Я его видел…

– Ага, – перехватил инициативу Лёха. – В этом доме напротив живёт. Вот тот подъезд.

Вытянутой рукой указывалось на уже знакомый дом и подъезд.

– Так соседи. Обстоятельства складываются так, что надо общаться.

– Не-е-е… Глеб, я не из его круга.

– А что так? В выходные бы в гости пригласил. Посидели.

– Глеб, нет. Как бы поумнее сказать-то?.. Или я для него низок, или он для меня высок. Разные мы люди… Тем более что в выходные его не бывает.

– А куда он девается?

– Я… это… Глеб, из окна несколько раз наблюдал – он в пятницу вечером или в субботу рано-рано утром садится в машину. Во-о-он в ту. Видишь? Серенькая такая.

– Вижу.

– Это его. И отчаливает.

– И куда?

– А я откуда знаю! Он мне ни сват ни брат. Даже ни двоюродный плетень нашего родного забора. Возвращается в воскресенье вечером или в понедельник утром.

– Ты что, следил за ним? – усмехнулся Глеб.

– На фиг мне это надо! – возмутился Лёха. – Случайно наблюдал. В субботу, например, тоже раненько встанешь, на рыбалку собираешься. Из окна глянешь – какие там у нас погоды стоят? Видишь – Зайковский к машине идёт…

– Понятно, – сказал Глеб.

– Ну, я побегу, – засуетился Лёха. – Глеб, не забудешь? Завтра подойдёшь?

– Постараюсь.

– Ну, покедова…

Рукопожатие у Лёхи крепкое – словно гидравлическими клещами ладонь стискивает.

 

 

Всплыл ещё один любопытнейший факт – полгода назад ходили упорные слухи о том, что Зайковского директор хочет назначить своим заместителем. Именно заместителем, принудительно заставив Зайковского перешагнуть промежуточные ступени карьерного роста. Глеб не понимал – как такие слухи прошли мимо него? Но просвистели мимо ушей, не залетели.

За какие заслуги хотели посадить в заместители? В честь чего? Никто не понимал. Нет, Игорь достоин, кто-то рад за него, но как-то… от него больше пользы на непосредственной работе, а не на организаторской. И какое направление он будет курировать? Кого тогда понизят, если Зайковского метят на уже существующую должность? Или создадут новую?

Некоторые Зайковского спрашивали прямо – это правда, о чём говорят?

Тот отшучивался:

– Нет. А вот вчера поступило предложение баллотироваться на пост сенатора в США. Название штата, к сожалению, забыл. Это истинная правда. Хожу теперь, задумываюсь – изучать мне английский в полном объёме или нет?

Или:

– Правда! Буду контролировать уровень самоотдачи на рабочем месте по специально разработанным методикам. Буду обладать правом наказывать, вплоть до увольнения. Или расстрела. У кирпичной стены в первом цехе. Место – лучше не придумаешь. Уже заказан пистолет и ведро патронов к нему.

Чеканов в тот момент (как рассказывал свидетель ситуации) дёрнулся, вытянул шею и сказал голосом инквизитора:

– Правильно. Всех к ногтю! Всех! Разболтались! Бестолочь на бестолочи, а мнение имеют!

 

Имел хождение ещё один слух – но этот подтвердился.

Когда-то их было пятеро – Зайковский, Чеканов, Колотов и ещё двое. Долетели отголоски разговоров наверху – возникла идея отдел разделить. Но кого оставят, а кого куда-то переведут? Большой вопрос!

Сгладить ситуацию пришёл Сергиенко.

– Парни, – сказал он в тот день, – всё нормально. Давно уже назрела необходимость вас разделить. Причины вы в принципе знаете. Двоих или троих перебросим на проект «Кольчуга». Кого – пока сказать не могу. Но! Будем учитывать ваше мнение. Просто так, в командном порядке перестановки производиться не будут. Сейчас могу сказать уверенно только следующее – кто из вас точно останется. Это один человек. На этом месте он необходим, как никто другой. Это…

Сергиенко опустил взгляд, провёл ладонью по своей широкой лысине.

Чеканов взглядом превосходства обжёг пространство – посмотрел на каждого. Он был уверен – этот, который здесь «необходим, как никто другой», он и только он. Смешно подумать, что может быть как-то иначе.

– Игорь Зайковский, – сказал Сергиенко.

У Чеканова был вид, словно на него только что вылили ведро помоев – жидких, устоявшихся до омерзительного состояния. Сначала он побледнел (Колотов рассказывал, что позеленел, но первоначальный цвет изумления не имеет большого значения), затем покраснел. Задёргались губы. В активное движение пришёл нос, как будто уловил пикантный незнакомый запах.

Сергиенко – мужик решительный, смелый, крепыш с круглой лысой головой – старался не встретиться взглядом с Чекановым.

– Ну… где-то пока так, – добавил начальник и шагнул к двери.

После этого сообщения Чеканов не здоровался с Зайковским месяц (некоторые утверждают, что гораздо дольше).