Мир писателя

 

--- 5 ---

Но разговорить Зайковского получилось. И Глеб удивлялся потом на какую тему получился всё-таки у них очень пространный разговор.

 

 

– Послушай, Глеб, – сказал Зайковский, – после долгих и мучительных размышлений у меня сложилось вот какое мнение: если ты не знаешь истинных причин того или иного явления, события, происшествия, то всегда можешь с некой точностью вычислить эти самые сокровенные причины, опираясь исключительно на косвенные данные, на второстепенные детали. Но!

На лице Игоря играла хитрая улыбка.

– Весь вопрос в толковании деталей и частностей, которых, и это стоит особо подметить, может оказаться превеликое множество. Что считать второстепенным? В сознании тот или иной факт воспринимается как незначительный, а на самом деле это ключ к истинному пониманию сути явления или события. То есть является главным и основополагающим моментом, рассмотрев который внимательно, чрезвычайно внимательно, увидишь путь к первопричине. А то, что на самом виду, что сразу бросается в глаза, это как раз и есть второстепенное, ширма с броской картинкой, которая отвлекает от главного. И отвлекает удачно! Никто не замечает едва заметную, припорошенную ошибочными представлениями тропинку к сути явления, а концентрирует своё внимание на косвенном. Также это «косвенное» может быть выложено красивой, ярко освещённой асфальтированной дорогой, ведущей к ложному пониманию события. Ехать или идти по такой дороге легко, но на конечном пункте назначения исследователя ждёт ещё больше вопросов, чем в начале пути. Тупик, разочарование и падение в мистицизм.

Зайковский рассмеялся.

– Конан Дойля я читал, – сказал Глеб. – Если ты хотел удивить меня дедуктивным методом, то не удивил. Если, конечно, я правильно понял ход твоих рассуждений. Ты не Шерлок Холмс, а я не доктор Ватсон. Кстати, в старых переводах писали не Ватсон, а Уотсон.

Они сидели в беседке. Воздух чист и прекрасен. Город далеко, а здесь, в тени зелени, наступает настоящее расслабление. Особенно после хорошей бани. Два часа парились.

Командировка складывалась сверхудачно, иначе и не скажешь. Со всеми делами они справились за восемь часов. Можно было уехать вечером того же дня, но заказчик требовал отследить работу оборудования. Зайковский созвонился, согласовал вопрос. Было принято решение задержаться ещё на два дня.

Благодарность и гостеприимство заказчика были размашистыми. Вечером второго дня Глеба и Игоря изъяли из гостиницы и отвезли на турбазу – огромный дом, баня, обильный ужин. Шашлык и свежие овощи. От спиртного деликатно отказались. Здесь гостей любили и умели встречать. Особенно полезных.

Подкрадывается вечер. Лучи заходящего солнца находят щели в листве и линейными бликами падают на гладкую поверхность деревянного стола. Толстобокий самовар возвышается торжественно.

Ароматный чай в стакане. Зайковский взял за причудливо изогнутую ручку серебряный подстаканник, шумно отхлебнул. Глеб задумчивым взглядом смотрел на свой стакан, помешивая чай ложечкой. Ждал, когда остынет.

– В той или иной форме я уже слышал эту мысль, – Глеб постарался усмехнуться, но не получилось. – Другие слова, а суть та же. Скажу даже так – банально. Другие слова – это как другой ракурс на изученный досконально предмет. Ничего нового. Точнее, слова новые, а предмет стар и изучен досконально. Хотя…

– Настало время, – перебил его Игорь, – когда любая мысль является повторением сказанного в прошлом, далёком или близком, без разницы. За тысячелетия человечество оговорило всё. Теперь проблема в другом – забывают. Или по причине элементарного невежества не ведают.

После этих слов Зайковский зашёлся в непродолжительном смехе. У него сегодня отличное настроение. Распахнул форточку в тереме своей души.

– Я не забыл, я слышал, читал и не забыл, – твёрдо ответил Глеб. – А если подзабыл, то вспомнить нетрудно.

– Услышать в сотый раз и вспомнить можно, но главное не услышать, не схватить верхушки, а понять, – назидательно сказал Игорь. – И я ещё раз выставлю на твоё обозрение ту же мысль, но под ещё одним ракурсом: то, что кажется неважным, забытым, затёртым в памяти от многократного повторения, может находиться в твоём сознании в разрозненном, в неком разбросанном виде. И надо будет собрать детали – а некоторые могут восприниматься как явственно второстепенные – в нечто целое, неделимое и только после всего этого внимательно присмотреться к полученному результату.

– Я не совсем понял, – сказал Глеб через некоторое время. – Некая, явно ненужная, наукообразность твоих фраз, словесная перегруженность в процессе высказывания мысли существенно понижают коэффициент моего понимания.

– И что оказалось за рамками твоего понимания? – удивлённо поднимая бровь, спрашивал Игорь.

– Вот это выражение, которое ты произносил несколько минут назад – «с некой точностью вычислить эти самые причины». И какой будет разброс параметров точности? Миллиметр или километр?

– А, – произнёс Зайковский, возвращая дымящийся чай на стол и откидываясь на спинку скамейки. – Это значит, что картину произошедшего события ты нарисовать можешь. Узнать, почему случился тот или иной факт. Например, ты… предположим, археолог. Нашёл древний город. Раскопал и увидел каменные основания домов, остатки крепостных стен. Когда-то это был богатейший населённый пункт, скажем… раннего средневековья. Почему покинули его люди? В чём причина?

– И в чём же может быть причина? – спросил Глеб, а затем поднёс стакан к губам, морща лицо, осторожно отхлебнул.

Резко отдёрнулся, обжегшись. Нет, горяч ещё.

– Ты строишь версии, – развивал мысль Игорь. – Нападение врагов, первая версия. То есть город сожгли и разрушили. Вторая версия – изменение климатических условий. Город стоял на реке, а она пробила себе другое русло. Или обмелела. Или… ну, масса причин. А городу надо было торговать, река связывала его с другими территориями. Река – это жизнь. Без реки город вымер.

– Так, – сказал Глеб.

– Город пришлось оставить.

– И в чём же конкретная причина. Город разрушили или изменился местный ландшафт?

– Подожди, – отрываясь от спинки скамейки, сказал Игорь, – ты начинаешь разбираться, искать причину. Поднимаешь рукописи, свитки, читаешь труды историков. Вчитываешься в переводы исторических документов, написанные как в далёком прошлом, так и в настоящем. Начинаешь собирать полномасштабную информацию. По крупицам. И узнаёшь, что одновременно с твоим городом появился и успешно существовал другой город. Об этом городе известно из разных источников. О нём сообщает византийский летописец. Или немецкий. Хроники донесли. Даже приводятся некоторые детали – что там продавали, что там покупали, упоминаются имена горожан. И ты приходишь к выводу – первый город захирел и вымер по причине того, что не выдержал конкуренции со вторым. Он находился в менее удобном месте для торговли, второй город занял лучшую географическую позицию.

– Интересная дедукция, – отметил Глеб.

– Если же вернуться к понятию «с некой точностью», то ты узнаешь причину опустения города, но не узнаешь – когда последний житель покинул его. В целом, ты знаешь, вектор мысли в правильном направлении, а частности… А нужны ли они? Как звали последнего жителя? Чем он занимался? Был гончаром или кузнецом? Ремесленник или купец? Сколько у него было детей? А может быть, последние жители погибли под натиском шального отряда разбойников. Викингов там или какого-нибудь другого племени, которое завоевывало себе жизненное пространство. Город им был не нужен, а кой-какое добро сгодилось.

– Смелое утверждение, – произнёс Глеб на фоне большого сомнения.

Зайковский бросил на него цепкий взгляд.

– Отсутствуют подтверждения, – веско сказал Глеб. – Подтверждения, рождённые самой жизнью.

– То есть?

– Тайны же остаются. Немыслимое количество передач в телевизоре посвящено раскрытию тайн прошлого. Книжные магазины забиты книгами, в которых автор или авторы имеют серьёзные намерения и документированные основания раскрыть одну из бесчисленных загадок прошлого. Можно подобрать пять книг одной тематики. И будет пять, а то и все десять, убедительнейших версий раскрытия тайны золота тамплиеров. Или загадки клада Аттилы. Или когда жил и кто был на самом деле король Артур. Было или не было монголо-татарское нашествие на Русь? Хорошо, что-то такое было, кто-то прискакал на лошадках в Волжско-Окское междуречье. А конкретно? И что это вообще было – завоевание или эффектный набег? Сотни вариантов ответов. Какие, к чёрту, частности, здесь с основным бы разобраться?..

Глеб разгорячился, завладевшая его сознанием мысль раскалялась.

– …Куда там до узнавания имён воинов Батыя, когда не совсем ясно, какие города он разрушил, какие откупились, а какие отбились. Взять ту же Рязань. Читал тут на днях статью одного альтернативного историка. Нашли разрушенный город. Поднимается вопрос – это город, который сжёг Батый, или тот, который разрушил Всеволод Юрьевич, князь Владимирский? В 1208 году, в ходе выяснения сложнейших древнерусских отношений, Всеволод Юрьевич приказал народу покинуть Старую Рязань, а затем сжёг её.

– Согласен, – Игорь поднимал правую руку, призывая сбавить накал спора. – На счёт древностей я поторопился. Хотя…

– Что «хотя»?

– Если взять древнерусскую историю, то имеется достаточное количество материала, чтобы написать историю, максимально приближённую к тому, «как оно было на самом деле».

Глеб вздохнул. Наклонил голову. Подул на чай. Втянул в себя ароматную жидкость. Остыл, теперь пить можно.

– Игорь, насчёт древностей ты поторопился, так? – поднимая голову, задал вопрос Глеб. – Насчёт чего ты не поторопился?

– Найти разгадку в тайнах очень далёкого прошлого тяжело. Трудно. Очень мало исходного материала для анализа. Что-то черканул один летописец, что-то мимоходом упомянул второй, третий написал всего два слова… А надо… надо…

В поиске нужных фраз Игорь пощёлкивал пальцами.

– Надо… видеть полную картину происходящего. Развёрнутую. Как можно больше деталей. Сохранившиеся документы прошлого не всегда предоставляют такую возможность. А вот начиная с… середины… нет, всё-таки не с середины, а, пожалуй, с конца восемнадцатого, начала девятнадцатого века можно будет представить себе ярко ту атмосферу, которой было окружено то или иное загадочное событие. И понимая, чувствуя, видя в сознании эту атмосферу, можно смело пытаться раскрыть любую тайну.

– Почему такая временная точность? Именно конец восемнадцатого, начало девятнадцатого века.

– Масса рабочего материала. Достаточное количество для анализа. Того материала, из которого можно смело воссоздавать тот мир, где кого-то загадочно убили, или совершили непонятный военный переворот, или маленькую революцию.

– И какой же это материал? – спросил Глеб.

– Газеты, журналы, письма, воспоминания современников, литература. Материала должно быть очень много, чтобы дотошно разобраться, на какие классы, подклассы или сословия, социальные прослойки делилось общество. И не просто узнать, а выявить нюансы – какие были точки соприкосновения между людьми, которых разделило социальное неравенство? Где они могли пересекаться в обычной жизни? Только в церкви или могли остановиться и запросто поболтать на улице о видах на урожай? Люто ненавидели или жили обособленно друг от друга, равнодушно поглядывая на чужой высокий забор? Как они вообще проводили время – работали с утра и до заката или находили часы для увеселительных мероприятий? Какие были нравы, обычаи, и как они соблюдались; готово ли было общество принимать что-то новое, или оно было жёстко консервативным? Уровень религиозности, и какая религия определяла образ жизни населения – православие, католичество, протестантство, ислам. Очень важно. Надо охватить всё, все сферы жизнедеятельности, чтобы понять причину, например… неожиданной войны, или громкого преступления, или невиданного предательства. На первый взгляд причина ожесточённой гражданской войны не совсем понятна, загадочна и запутанна – к чему и откуда такая жестокость и неистовое стремление истребить чуждый класс под корень? Но это глазами твоего современника, который не знает духа той эпохи.

– Хм, – задумчиво произнёс Глеб.

– Почему состоялось громкое преступление? – продолжал Зайковский вбивать слова в пространство. – Кто стоял за этим? И почему не нашли убийцу? Надо окунуться в жизнь того времени, погрузиться с головой, поползать по самому илистому дну.

– И поползав по дну, можно приблизиться к разгадке любой тайны? – спросил Глеб.

– Да. И чем ближе событие к нашим дням, тем вероятность максимального приближения к истине увеличивается. Сейчас читателя или слушателя накрывает лавина информации – телевидение, интернет, книги, газеты. Информационный поток с каждым годом всё больше и больше.

– Никогда мы не узнаем некоторых тайн, – уверенно сказал Глеб. – Мы будем знать цены на хлеб в Вильно накануне Второй мировой войны. Даже будем знать имена всех жителей на одной из улиц Варшавы. Будем знать про то время многое-многое, окунёмся с головой и доберёмся до глубочайшего дна. Илистого. А некоторых тайн так никогда и не узнаем.

– Например? Каких тайн? Глеб, давай-ка конкретизировать. Ты разделяй понятия – цены на хлеб, как одна из причин, например, гражданской войны, и тайны межправительственного уровня, в которых скрыты истинные причины агрессии одного государства на соседнее. Приведи пример.

– Пример?! Два правителя подписали тайный договор. Например, Гитлер и Сталин… Допустим, они договорились о чём-то, скажем… в тридцать шестом году. Подписали некий документ…

– Глеб, – перебивал его Игорь, – я вижу, ты меня неправильно понимаешь. Мы никогда не узнаем, какими чернилами подписывались документы и на бумаге от какого производителя. Мы никогда не узнаем ни слова из этих документов, если они, конечно, существовали в действительности. Но! Имеется масса другой информации! Из которой ясно – чего хотел Гитлер и к какой цели шёл Сталин. Смысл этого документа? Толк какой? Если картина рисуется понятная из множества других источников. Из таких, как самые обыкновенные газеты того времени. Понятно, какую игру вёл Гитлер, как лавировал, как манипулировал мировыми политиками. То же самое можно сказать про Сталина. Ход времени расставил всё по своим местам. Беда в другом – многие, подавляющее большинство, сегодня не знают, что писалось в тех газетах! К чему там призывали! Какое мнение втолковывали! И вдруг сегодняшним журналистам показывают этот рассекреченный документ. Они воспримут его только в свете устоявшегося сегодняшнего общественного мнения. Большинство же из них не имеет ни малейшего понятия о духе… Какого ты сказал года?

– Тридцать шестого.

– Допустим, в тридцать шестом году некий документ подписывался. А какой расклад мнений в это время был в Германии? А какой в Советском Союзе? А партийная борьба и там и там? До Второй мировой войны ещё три года. Ещё никто ни на кого не нападал. Ещё не знали, что будет война. Возможно, догадывались, но не могли точно представить масштабы. Противники приценивались и присматривались, каждый играл свою игру. Вот это и есть огромнейший и жирный нюанс, который надо учитывать.

Глеб отхлебнул чая. Затем нервно схватил пачку со стола, извлёк сигарету. Закурил. Ненужную теперь пачку швырнул на стол так, что она прошуршала и остановилась на самом крае.

– Игорь! Ну, людям же интересно знать именно детали?

– Интересно, – спокойно соглашался Зайковский. – А какая здесь тайна? В чём предмет загадки? В том, что существовали какие-то ранние договорённости между Сталиным и Гитлером, которые носили промежуточный характер и ни на что не повлияли? Договорённости ещё до пакта Молотова-Риббентропа в тридцать девятом году?

– Этот пример я взял из головы. Придумал. Надо рассмотреть реальную загадку прошлого… Чёрт, в голову ничего не лезет. Вспомнить не могу…

Глеб закрутил головой.

– Я сейчас, – он поднялся и прошёл к мангалу.

Рядом лежали дрова, берёзовые чурочки. Сверху тонкая пачка пожелтевших газет. Глеб схватил верхнюю. Развернул и окинул взглядом широкие страницы. Перевернул.

– О! – улыбка победителя заиграла на его лице.

– И что там? – заинтересовался Игорь. – Загадка века?

– То, что надо! – Глеб усаживался за стол. – Загадка, загадка! И ещё какая!

Газета была снова сложена вчетверо, но уже на другой манер – чтобы нужная статья была доступна взору. Шуршащая бумага бережно разглаживалась.

– Покушение на тридцать пятого президента США Джона Кеннеди, – Глеб зачитал отрывок из статьи: «…покушение до сих пор остается одной из величайших загадок двадцатого века».

Поднял торжествующий взгляд.

– И что? – спросил Игорь.

– Насколько я знаю, преступление до сих пор не раскрыто.

– Ну, вот и займись.

– Я? – таращил глаза Глеб.

– Ты.

– То есть как это?

– Давай проверим на практике всё то, что я наговорил здесь за последние полтора часа.

– Так, – Глеб слабо улыбался. – Называется, напросился на виртуальное путешествие в прошлое.

– Не переживай, трудного здесь ничего нет. Поступаем следующим образом: далеко лазить не надо; открываем страницы интернета, ты на своём ноутбуке, а я на своём, и рассматриваем самую доступную информацию. Ту, которая на самом виду. Берём то, что всем давно известно. Не надо стараться найти нечто сверхсекретное. Что сразу же бросается в глаза, то и заносим в активную часть своей памяти. Рассматриваем общеизвестные факты. Но весь секрет в том, под каким ракурсом факты будут рассмотрены… Глеб, весь вечер впереди. Будет чем заняться. Мозги разомнём, время с пользой проведём. Согласен?

Глеб смотрел на него вприщур. Глубоко затягивался. Огонёк сигареты ярко вспыхивал. Лицо пряталось в табачном дыму.

– Так согласен или нет? – спросил Зайковский.

– Ну, давай попробуем… Кеннеди так Кеннеди.

– Через час-два встречаемся в большой комнате.

– Хорошо… А двух часов хватит?

– Да, как будешь готов – зови. Это ж так – вечерок скоротать…